Он нехотя разгладил страницы письма — таким четким было воспоминание о той меньше чем сорокавосьмичасовой отлучке с работы.
«Мой дорогой Юлиус, — прочел он. — Вы, несомненно, удивитесь, получив от меня письмо сквозь такое расстояние и время. Я нашла ваш адрес на конверте письма вашей матери к моей; оно было заложено между 123 и 124 страницами „Будденброков“, которых мать читала перед тем, как умерла. С того ужасного дня я не могла читать эту книгу, но недавно взяла ее в руки, когда попросила Дорис, мою горничную, вытереть пыль на полках. Оттуда выпало письмо, и для меня было большой радостью узнать, как с вами связаться, поскольку сейчас мне нужна дружеская поддержка, а я помню, как искренне вы когда-то приходили в наш дом в Далеме много-много лет назад. Раз я говорю, что нуждаюсь в поддержке, вы понимаете, что жизнь меня не очень-то балует. Я потеряла двух мужей, но признаюсь, что самой большой для меня потерей была смерть матери, которая до последнего жила с нами. Мы с ней никогда не разлучались, и я страшно тоскую. Как только она умерла, все пошло не так. Я уверена, что, если бы она еще была жива, она бы подсказала мне, что делать. Мы с вами теперь единственные, кто остался из нашей семьи: я говорю это, хотя не знаю, найдет ли вас мое письмо и живы ли вы еще. Мы уже очень старые, а с людьми нашего возраста может случиться только одна вещь. Особенно тяжко, что мне приходится подвергаться дополнительным напастям в этот период моей жизни, и я пишу, чтобы спросить у вас совета.
Позвольте мне объяснить. Я познакомилась со своим вторым мужем, Алоисом, в Нионе, где он был в отпуске. Они с моей матерью побеседовали, и выяснялось, что он из Бонна, и у него там маленькая типография. Мы пообедали все втроем, и я сочла его приятным. Мать думала, что это хорошая партия, поскольку у него было свое дело, и очень скоро мы поженились. Должна сказать, что он был от меня без ума, а я, как я уже говорила, считала его приятным. Сначала все шло хорошо: у нас был красивый дом в Поппельсдорфе, пригороде Бонна, а сестра Алоиса, Марго, была очень приветлива и внимательна. Там было очень мило, и обо всем заботилась прислуга, так что после жизни в отеле приспособиться было совсем нетрудно. К сожалению, Алоис был слабого здоровья; он страдал астмой и жаловался на разные другие недомогания, и хотя я пыталась его ободрить и как-то поддержать, он оставался полуинвалидом. Марго была частой гостьей у нас в доме, даже слишком частой, как мне порой казалось, и мы не всегда ладили. Я думаю, что она ко мне ревновала; она была вдова, не особенно привлекательная, и питала к брату очень собственнические чувства. Потом здоровье Алоиса ухудшилось, а вследствие этого и дела пошли неважно. Короче говоря, нам пришлось продать дом и вложить вырученные средства в его компанию. Хуже того, нам пришлось переехать в квартиру в Бонне, которая для меня была невыносимой. Случилось неизбежное, хотя, возможно, в других руках это бы не было неизбежным: Алоис обанкротился. К счастью, он перевел то, что оставалось от его активов, на меня, но, так или иначе, удар его фактически убил. Он еще продержался в течение года, но все больше падал духом и скоропостижно умер, не от своих обычных болезней, а от сердечного приступа.
Моя золовка винит в этом меня, хотя я заботилась о нем, как могла. Мать боялась, что я подорву собственное здоровье, и убеждала меня думать о себе. Но вообще это было невозможно, потому что меня сильно тревожила она сама. Я не буду останавливаться на этой теме: слишком болезненная. Она умерла от рака желудка, и с тех пор я действительно одинока.
Но худшее было еще впереди. Дочь Марго, Сабина, вбила в голову своей матери, что как прямая родня она имеет больше прав на деньги Алоиса, чем я. Она намного резче своей матери, и заявила, что я не имею никакого права наследовать то, что осталось от бизнеса, что все это должно вернуться в семью; короче, она обратилась в суд, чтобы у меня все отняли. Она даже утверждала, что я не должна находиться в этой квартире, хотя мой адвокат говорит, что тут у нее слабые позиции. Так что я живу одна, под постоянной угрозой со стороны этой неприятной женщины (которая никогда мне не нравилась). Марго, конечно, приняла сторону дочери, и мы теперь редко разговариваем. К счастью, Клод, мой первый муж, оставил мне небольшое наследство, которое я держу в банке в Лозанне, но оно невелико, и его едва хватает на содержание этой квартиры. А жить в Бонне, с тех пор как здесь расположились всякие правительственные учреждения, стало дорого. Мне говорят, что я могу получить хорошую цену за квартиру, но куда же я тогда пойду?
Я в своей жизни всегда полагалась на мужчин и на мать, разумеется, так что надеюсь, что вы сможете посоветовать мне, что делать. Мне плохо в Бонне, хоть это и приятный город, и мысли мои обращаются к Берлину, где так счастливо прошло мое детство. Вы помните наши изумительные детские праздники, которые так красиво умела организовать моя мама? Она, конечно, самая большая из моих потерь, ведь она всегда думала только обо мне, и без ее совета я просто плыву по течению. Естественно, я постараюсь выиграть этот процесс, но мне не по себе от всей этой враждебности, и, как бы все ни обернулось, друзей у меня не останется. Человек, который купил бизнес моего мужа, дал понять, что Алоис мог бы управлять своими делами таким образом, чтобы удержаться на плаву; он, похоже, обвиняет меня в его крахе. Должна подчеркнуть, что Алоис был совершенно согласен с нашей договоренностью. Я должна сказать, что после того, как его объявили банкротом, он больше не интересовался слушаниями. Он сказал, что ему все дальнейшее безразлично, что больше он уже не может называться благородным гражданином, как он выразился. Я считала, что с его стороны это очень эгоистично, но к тому времени его здоровье было настолько подорвано, что у меня не лежало сердце с ним спорить. А после смерти мамы у меня больше ни к чему не лежало сердце.
Я бы хотела знать, что вы мне посоветуете. В бизнесе я ничего не понимаю, но, разумеется, способна бороться за свои права, и моя совесть чиста. Единственное, чего я боюсь, что это письмо вас не найдет, но я знаю, что, если вы все тот же, каким я вас помню, вы сделаете все возможное, чтобы мне помочь. Конечно, может случиться, что вы переехали, но, если вы до сих пор так же здоровы и отзывчивы и так же галантны, каким были в тот краткий приезд в Нион, я знаю, что вы постараетесь мне помочь. Возможно, вы сможете приехать в Бонн; мой адвокат почти наверняка с большим вниманием отнесся бы к мужчине, чем к моей скромной особе, хоть он и уверяет меня, что старается. Я в этом сомневаюсь, но я всегда была слишком чувствительна. И мне не к кому больше обратиться.
Я также хотела бы узнать, как повернулась ваша жизнь с момента нашей последней встречи. Мать заметила мне, что вы стали красивым мужчиной и совсем не похожи на того застенчивого мальчика, каким мы знали вас в Берлине. Вы ей очень понравились, и она сказала, что ее сестра должна вами гордиться. Как вы знаете, наши матери не были особо близки, но успели обменяться очень нежными письмами. Нам трудно было представить себе, как вам живется в Лондоне, и создавалось впечатление, что ваша мать не обо всем рассказывает. Так или иначе, они перестали писать друг другу, и мать не сохранила ни одного письма, кроме того, которое использовала вместо закладки. Читали ли вы „Будденброков“? Я вынуждена признаться, что так и не продвинулась дальше нескольких страниц. „Хиллтоп-роуд“ звучит очень симпатично.
