– Вранье! – воскликнула рыжая и вскочила со скамьи. Охранники тут же бросились на нее и скрутили руки за спиной, но Дина не переставала кричать: – В углу он меня зажал! Известно чего хотел, паскуда! Не слушайте его!
Шани сделал знак, чтобы ее отпустили, и, дождавшись, когда Дина снова сядет на свою скамью, произнес:
– Продолжайте, господин Селер. Итак, вы хотели на ней… хм, жениться. Что же сделала обвиняемая?
Усач густо покраснел и выдавил:
– Ваша милость, можно на ухо? Людей стыдно.
Шани глумливо усмехнулся и подошел к свидетелю.
Тот помолчал, развел руками и пробормотал:
– Ну, собственно, все… Вообще все.
Шани вскинул брови и спросил тоже шепотом, но так, что услышали все собравшиеся:
– Совсем все? Почернело и отвалилось?
Зрители утробно расхохотались и не успокаивались несколько минут. Судья застучал в колокольчик, призывая собравшихся к порядку, и очень строго посмотрел в сторону декана инквизиции, словно не мог понять, почему он превращает судебное заседание в балаган. Когда зрители утихли, отирая слезы, то усатый Селер проговорил:
– Нет, не отвалилось, сохрани Заступник. Но… отказывает в работе. Я и так и этак, а оно вот как-то… никак, в общем.
По залу снова пронеслись смешки. Шани отошел от свидетеля и занял свое место.
– Что же вы, здоровый мужчина в самом расцвете возраста и сил, говорите о вашем горе только теперь, когда едва ли не год миновал? Я бы на вашем месте кинулся в инквизицию после первого же отказа в работе. Это не шутки, это злейший малефиций, – усач промолчал, и Шани произнес: – Странное что-то творится нынче со свидетелями. То они безбожно врут, то фантазируют, то чего-то недоговаривают.
Среди свидетелей возник шум, и две раскормленные девахи в кокетливых белых чепцах стряпух, отмахнувшись, пересели к зрителям, явно не желая, чтобы из них делали посмешище или превращали в обманщиц на глазах честного народа. Убедившись, что больше свидетелей нет, Шани сделал знак Хельге, и та вышла вперед – зачитывать официальное заключение инквизиторской коллегии. Зрители затихли, боясь пропустить хоть слово. Шани затылком чувствовал горящий взгляд архивариуса.
– Лекарская комиссия в составе трех лейб-лекарей и декана инквизиции лично осмотрела тело покойной и пришла к заключению, что смерть почтенной Мани происходит от естественных причин в силу значительной изношенности сердечного клапана. Результаты тщательного обыска в доме обвиняемой не обнаружили злодейственных предметов, которые могут быть использованы в целях малефиция и ворожбы. Свидетели признаны ненадежными и не заслуживающими доверия.
Дина подняла голову и с лихорадочной надеждой посмотрела сперва на Хельгу, а затем на Шани. Он откинулся на спинку скамьи и бездумно чертил какие-то каракули на листке бумаги.
– Сим официально заявляется, что инквизиция считает девицу Дину Картуш невиновной по всем предъявленным обвинениям и не имеет к ней более никаких вопросов. Честь и доброе имя девицы следует считать восстановленными. Всякий, кто будет называть девицу Картуш ведьмой в связи с этим конкретным случаем, подлежит судебному преследованию за клевету. Следственные расходы предписано взыскать с обвинителей в равных долях. Дано и подписано: члены инквизиционной коллегии, декан Шани Торн, секретарь Хельгин Равиш.
Зрители застыли, кажется даже боясь дышать. На людской памяти это был первый случай оправдания подозреваемой в ведовстве. Все когда-то бывает в первый раз, подумал Шани и вопросительно посмотрел на судью. Тот опомнился, стукнул молоточком о подставку и произнес:
– Дело закрыто. Подсудимая объявляется невиновной.
Охранцы, караулившие Дину, опустили свои пистоли, а девушка внезапно выбежала в центр зала и, бросившись на шею Шани, крепко поцеловала его и разрыдалась. По залу пронесся общий восторженный вздох. Честный судия и оправданная добродетель, устоявшая перед кознями врагов, – пожалуй, у Дрегиля появился очередной сюжет для драмы.
– Спасибо, – прошептала Дина сквозь слезы, оторвавшись от его губ. – Спасибо вам огромное… Храни вас Заступник.
Шани тоже обнял ее и быстро шепнул на ухо:
– Уезжай. Сегодня же. Как можно дальше. Я не смогу отпустить тебя дважды.
Раздался грохот и короткое нецензурное восклицание – это Хельга выронила свою папку. Отстраняя освобожденную ведьму, Шани подумал, что стоило бы обернуться к Хельге, но не обернулся.
Архивариус Картуш скатился со зрительских рядов и кинулся к дочери, а судья, с лица которого до сих пор не сошло выражение искреннего недоумения, поманил Шани. Взяв со стола стопку бумаг по делу, Шани подошел к судье и сказал:
– Интересное дело, правда?
Судья только руками развел. Парик на его голове сидел криво.
– Я спрошу только одно, ваша неусыпность, – промолвил судья. – Вы уверены… в приговоре?
Шани утвердительно кивнул.
– И так теперь будет всегда? – В голосе судьи звучал отчетливый испуг. Наверняка дрожал от страха, что злокозненные ведьмы сумеют убежать от правосудия. Шани усмехнулся и ответил уклончиво:
– Будет видно.
Потом, передав документы в архив суда, Шани уселся в карету, чтобы отправиться-таки домой, и на сиденье обнаружил «Семь юдолей скорби». Решив, что после вынесения приговора это уже не взятка, а подарок, он постучал в стену, приказывая трогаться, и с удовольствием раскрыл книжку на первой странице.
А молодые академиты отправились в Халенскую слободу – успешное завершение своего первого дела следовало отметить так, чтобы как минимум до завтра не держаться на ногах. Хельга угрюмо шагала следом за сокурсниками и не принимала участия в общей оживленной беседе, ограничиваясь только кивками и угуканьем под нос. Когда вся компания обосновалась в одной из многочисленных слободских таверн и румяная улыбчивая хозяйка выставила на стол первые высокие кружки пенного, Хельга подумала, что ей впервые в жизни хочется напиться, да как следует, до беспамятства, чтоб хором с сокурсниками орать матерные песни, от которых даже у пиратов сворачиваются уши в трубочку, подраться с кем-нибудь и под занавес заснуть где-то в канаве. Для этого у нее был повод.
– Ну что, братья? – провозгласил Левко, великий знаток и практик борьбы с зеленым змием, и поднял свою кружку. – За искоренение ересей, за правду, за нашу работу, ура!
– Ура! – дружным хором возгласили академиты и застучали ладонями по столу.
– За декана нашего и наставника, дай ему Заступник здоровья, чин побольше да перину помягче, ура!
– Ура!
Хельга недовольно присоединилась к общему хору.
– За нас, молодых, отважных и умных, чтоб нам впредь вся работа бархатом была, ура!
Академиты поддержали тост еще громче и захлопали в ладоши так, что у Хельги заложило уши. Хозяйка сноровисто выкатила еще одну бочку пива, видя, что у молодых людей намечается знатная пирушка. Михась бросил ей несколько золотых монет, и на столе мигом возникла сытная закуска, пиво в кружках обновилось, а поодаль замаячили раздатчицы с кухни, которые бросали на академитов многообещающие взгляды. Хельга лихо осушила вторую кружку, и хмель ударил в голову и заключил ее в тяжелые объятия от макушки до пяток, а грустные мысли отступили на задний план.
