Да, все шло слишком хорошо. Годы напролет все складывалось наилучшим образом — до того самого дня, когда Мария решила зайти за Антони после закрытия магазина и заявилась в лавку как раз в тот час, когда они, так сказать, проводили ревизию запрещенных книг. И застукала их в самый разгар ревизии. Это было уже после смерти Эдуарда.
Зима прошла без единой ангины. Какой ужас, сокрушалась Долорс в конце сезона, неужели теперь придется ждать следующей зимы? И расплакалась, проклиная судьбу. Наступили летние каникулы, и они отправились провести несколько дней в пансионате в горах. Вот тогда-то и случилось чудо, они подхватили желудочную инфекцию, начался гастроэнтерит, который требовал лечения антибиотиками. Заболели только Эдуард и Долорс, Леонор избежала заразы. Вот он, шанс, какой выпадает раз в жизни. Оба обратились к местному врачу и, конечно, захватили с собой список антибиотиков, которые не переносил муж. Ага, сказал деревенский врач, прочитав список, значит, вам нельзя принимать вот эти таблетки, но, поскольку они очень эффективны, мы пропишем их вашей жене. А вы будете принимать другие, которые тоже очень хорошо себя зарекомендовали. Он выписал два разных рецепта и объяснил, где находится аптека. Эдуард с ней не пошел: я не могу больше, Долорс, мне срочно нужно в туалет. Ты можешь сходить за лекарствами одна?
Еще бы она не могла! У Долорс болезнь протекала в гораздо более легкой форме, и она спокойно могла выходить из дома. Все складывалось как нельзя более удачно, даже слишком, она сходила в аптеку, купила таблетки и на обратном пути мысленно готовилась «случайно» их перепутать. Тем более что врач выписал им обоим еще и микстуру, которую обычно принимал только Эдуард, а она — нет. Прекрасно, все идет как по маслу.
Импровизация удалась на славу, ничего не скажешь. Прежде всего она на пару дней отправила Леонор погостить к подружке, которая жила неподалеку, — под тем предлогом, что они оба больны и девочка может заразиться. Надо сказать, что подружка и ее родители немедленно согласились приютить Леонор, — пока вы не станете чувствовать себе лучше, как сказала эта сеньора, которую Долорс толком и не знала. Затем она дала Эдуарду микстуру, чтобы поспал хоть немного, ведь всю прошлую ночь муж пролежал с высокой температурой и глаз не сомкнул. Когда тот почти уже засыпал, Долорс добавила: да, надо еще принять антибиотик, и дала ему таблетку. Запретную таблетку, принимать которую ему нельзя было ни в коем случае, потому что она могла свести его в могилу, чего она, собственно, и добивалась. Эдуард, похожий на маленького ребенка, запил ее водой, прощай, малыш, сказала про себя Долорс, больше ты никогда не будешь ронять свое человеческое достоинство — ни на словах, ни в поступках. Она дала ему яд с абсолютным, безмятежным спокойствием, ни капли не волнуясь, и сказала: я выйду купить чего-нибудь поесть, а то в холодильнике пусто. Не открывая глаз, он согласно кивнул и пробормотал: боже, как я хочу спать. Долорс вышла из спальни, взяла ключи — единственный комплект — и заперла дверь снаружи. Телефона в номере не было, а мобильной связи тогда еще не существовало.
Жофре, когда они вышли из комнаты, сокрушенно повторил: жирная, это ж надо, Сандра производит такое впечатление, будто ее только что освободили из концлагеря. Он попал в точку, пожалуй, вернее и не скажешь, если, впрочем, забыть о сравнении с умирающими от голода детьми из телевизора. Что с ней? — с тоской спросила Леонор. Что, что! Она заморила себя голодом, разве ты не слышала, что сказал врач? Господи, она ни на что не жаловалась и за столом хорошо ела, ответила Леонор. Тут в разговор вступил врач: конечно, она ничего вам не говорила, сеньора, зато жаловалась, что очень толстая. Больше ничего и спрашивать не надо. А теперь расскажите, пожалуйста, чем девочка питалась.
Тишина.
Ну, она ела макароны… бифштекс… — наконец неуверенно выдавила Леонор. Каждый день? Ну, я не знаю, покраснев, ответила дочь. Но по выходным — точно, решил прояснить ситуацию Жофре, верно ведь, Лео? Та утвердительно кивнула, и тогда Долорс решила вмешаться, потому что больше не могла молчать, не могла все держать в себе, и жестами и звуками — да, теми самыми, что походили на мычание душевнобольных, — объяснила врачу, что Сандра после еды вызывала у себя рвоту, постоянно, после каждого приема пищи. Ничего себе, обескураженно воскликнула Леонор, когда поняла, что имеет в виду старуха. Врач, которому больше не требовалось никаких объяснений, печально покачал головой: вы и не заметили, что у вашей дочери анорексия. Ей необходимо срочное лечение. Постарайтесь, чтобы она начала есть, и приходите ко мне на прием на следующей неделе. Тогда поговорим более подробно. А до этого, если девочка по-прежнему будет отказываться от еды, давайте ей сладкую воду с лимоном, кока-колу, соки, молоко. И все-таки попытайтесь ее накормить, она в очень тяжелом состоянии.
Эдуард тоже был в очень тяжелом состоянии, но не умирал. Черт возьми, а если он переборет этот антибиотик, сокрушалась Долорс, когда спустя некоторое время вернулась в пансионат. Муж, очевидно, спал, но дышал часто и с трудом. Он весь горел и закутался в одеяло по самый подбородок. Это к лучшему, подумала она, но свет включать не стала, чтобы не видеть лица больного, она не желала смотреть на эти волдыри еще раз, на эти воспаленные, красные губы и… Нет, лучше этого не видеть. Долорс ушла на кухню, приготовила ужин на двоих — на всякий случай — и легла на другую кровать (когда кто-то из них болел, они спали отдельно), чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть, стараясь не слушать это ужасное хриплое дыхание в соседней комнате, которое все равно заполняло собой весь дом, нагнетая мрачную атмосферу.
Эдуард никак не умирал. Пришло время давать ему следующую дозу смертоносного антибиотика, Долорс зажгла нижний свет и, собрав волю в кулак, приблизилась к кровати, господи, какое лицо, и температура, кажется, не спадает. Громким голосом — на случай, если Эдуард ее все-таки слышит, — она сказала: если к утру тебе не станет лучше, позвоним врачу. Ляг повыше, прибавила она и, просунув руку под его затылок, приподняла ему голову — Эдуард, весь в обильной испарине, приоткрыл мутные глаза, которые смотрели, ничего не видя, словно глаза сумасшедшего: я забыл снять тряпку с дверной ручки, только бреда мне еще не хватало, подумала Долорс. Да, да, ответила она и всунула ему в рот таблетку, расслабься и не раскрывайся. Какая жара, пробормотал он и потянул одеяло наверх. Долорс старательно смотрела в другую сторону и поспешила выключить свет со словами: не раскрывайся, иначе никогда не поправишься, неужели не понимаешь. Слава богу, в темноте ничего не видно, он, должно быть, уже похож на инопланетянина. Помнишь, когда у меня был аллергический приступ, я чувствовал себя так же, пробормотал он, и тоже вся кожа горела. Это из-за температуры, ответила она. Давай, спи. Воды, воды, попросил муж. Долорс пошла на кухню и дала ему попить. Немного. Заодно отмерила еще одну дозу микстуры, чтобы он поскорее заснул.
Ужинала она в одиночестве. Точнее — пыталась ужинать, потому что не могла заставить себя притронуться к еде. Потом легла в постель и изо всех сил старалась уснуть, но сон все не приходил, потому что дыхание Эдуарда через закрытые двери проникало ей в уши, а через них — в душу.
Может быть, из-за этого Леонор и плакала. Да, конечно, это достаточно серьезный повод, чтобы заплакать, дочь чувствует свою вину, вернее, должна чувствовать, потому что долго не обращала внимания на то, что происходит с Сандрой, не проверяла, что та ест и ест ли вообще, ничего не замечала, ну ничегошеньки. Но есть и другая причина. Леонор плачет из-за чего-то еще, совершенно точно.
