Дов был изумлен, но потрясло его не само пышное зрелище. Насколько ему было известно, храм преподобного Ассорти по замыслу должен был напоминать главный зал «Титаника». Прихожанам в день «жертвоприношения» выдавались напрокат подлинные наряды начала двадцатого века. То, какой именно костюм вам выдавали, конечно же, вовсе не зависело от суммы вашего взноса, но вот ведь поразительное совпадение: милые хранительницы Священного Гардероба каким-то образом вычисляли скромных жертвователей, и на их долю оставались только костюмы пассажиров третьего класса. Более щедрые доноры, напротив, всегда появлялись на своих местах в зале во фраках и вечерних платьях, при полном параде.
Да, просто удивительно — и как только всегда все получалось именно так.
— Это не то, чего я ожидал, — негромко проговорил Дов, обратившись к настоятелю храма, когда они шли по проходу.
— О, примерно три недели назад меня посетило духовное озарение, — признался преподобный Ассорти. — Вместо того чтобы твердить верующим о том, что наша жизнь — это великолепное непотопляемое судно, созданное для того, чтобы доставить нас к пункту назначения, но на пути этого судна всегда может встретиться нежданный духовный айсберг, я решил, что наша жизнь гораздо более напоминает великую и могущественную ацтекскую империю. Разве ацтеки не были богаты? Разве хоть кто-либо из них в чем-то не превосходил других? И между тем разве мы не уязвимы, не способны утратить все, чем владеем, в одно мгновение, если будем жить необдуманно?
— Но при чем тут такие штуки, как «фенгсама» и «Элизии»? Бритэни сказала...
Преподобный Ассорти усмехнулся.
— О, эта Бритэни! «Фенгсама» — это ступень на пути к просвещению. Мы не пользуемся этим понятием с прошлого ноября. Элизии — этот метод слежения за собственным прогрессом, и этот термин Бритэни могла бы употребить, скажем так, в прошлом сезоне. Жаль, что она отстает от остальных прихожан. Ее успехи оставляют желать лучшего. Однако она всей душой предана вере, и благодать не оставит ее.
Они вместе взошли по ступеням на помост. Преподобный Ассорти знаком пригласил Дова сесть на стул с высокой спинкой. Стул был разрисован так, что напоминал фигуру присевшего на корточки злобного идола. Дов, постукивая кончиками пальцев по подлокотникам, выполненным в виде оперенных змей, стал разглядывать хористов и хористок. Ничего, хотя бы смутно напоминающего что-нибудь ацтекское, в их внешнем виде не было. Дирижер был во фраке, оставшемся, судя по всему, со времени предыдущего имиджа храма. Метаморфоза не завершилась, однако, обводя взглядом море взволнованных лиц, заполнивших зал, уставленный «хрустальными» скамьями, Дов видел на этих лицах только радость, веру и готовность поглотить любые мудрые речи, какие бы только ни обратил к общине настоятель.
Долго ждать прихожанам не пришлось. Преподобный Ассорти встал посередине возвышения и воздел руки ввысь, от чего его капюшон, отороченный перьями колибри, упал ему на плечи.
— Друзья мои! — возгласил он. — Да пребудет с вами успех и безмятежность!
— Да будет ваш путь усыпан изобильными дарами! — ответила хором община.
— Услышьте слова, которые поведут вас верным путем!
— Слушаем и внемлем!
— Кто жаждет провести подсчет?
Дов вздрогнул и сел прямо. Как только преподобный Ассорти произнес эти слова, в проходе сразу столпились верующие. Лос-Анджелес вообще славился большим количеством красивых людей, но их процент в общине преподобного Ассорти переходил все границы.
Казалось, на некоей магистрали, которую можно было бы условно назвать Силиконовым шоссе, возникла «пробка», а те, кто не вышел в проход, начали ритмично выкрикивать «Под-счет!» «Подсчет!» — примерно так, как кричат «Шай-бу! Шайбу!» хоккейные болельщики. На слух все это сильно напоминало начало оргии, а Дов никак не мог вспомнить, какое у него нижнее белье — соответствующее случаю или нет. Нет, в том, что белье было свежее, у него не было ни малейших сомнений. Просто... Ну, знаете, некоторые люди, когда напиваются вдрызг, ухитряются сделать себе, мягко говоря, забавные татуировки. А Дов приобретал себе, мягко говоря, забавные трусы — с остроумными надписями типа «Не стой под стрелой!», «Не влезай — убьет!» или с изображениями необычайно радостных горилл, лапы которых исчезали в ширинке.
Опасения Дова, однако, вскоре развеялись. Преподобный Ассорти провел пальцем поперек шеи, и община мгновенно и бесповоротно умолкла. Негромко зазвучал орган, полилась нежная и успокаивающая версия мелодии «Слава в Вышних Богу» — настолько успокаивающая, что ее темп вполне можно было бы назвать похоронным. В сопровождении музыки преподобный Ассорти заговорил вновь:
— Мои дорогие, бесценные странники среди звезд! Я высоко ценю то, как вы восприняли мое учение! Подумать только, какие дивные результаты оно дало! Мы с вами — продукты вселенской любви. Мы помещены на эту Землю для того, чтобы искать, учиться и, если повезет — познать, зачем произведена эта божественная инвестиция. Мы — Одно Целое со вселенной, но «один» — это самое одинокое из чисел. Один способен выиграть в игре жизни только тогда, когда сама жизнь окажется не способной набирать очки, а мы все знаем, как ловко она их набирает. Поэтому наша миссия состоит в том, чтобы узнать, сколько очков должны набрать мы сами, и мы должны добраться до этого результата и улучшить его! Я вижу, как много вас собралось здесь, чтобы рассказать о своих новых успехах, и понимаю, что с вашей помощью и я набрал в своей жизни больше очков. А вы, соответственно, прибавили себе очков через меня.
Примерно в таком духе преподобный Ассорти продолжал разглагольствовать на протяжении стандартной рекламной паузы, после чего члены общины по одному начали выходить на помост и перечислять свои достижения за прошедшую неделю. Они рассказывали об успешно завершенных аудиторских проверках, дописанных сценариях, о достижениях «предварительных договоренностей» с продюсерами по поводу очередного проекта и даже о подписанных контрактах. Каждого прихожанина преподобный Ассорти хвалил и воодушевлял и всякий раз заканчивал словами: «Воистину ли вы цените то, чего достигли благодаря нашему духовному партнерству?»
Ценили, ценили, а как же иначе?
— А как всем нам хочется верить в это! Ибо только через посредство нашей неустанной веры в вас рассеивается пелена иллюзий, и ваши глаза становятся способны ясно разглядеть то число очков, которое принесет вам радость в этой жизни и безмятежность — в будущей.
О, конечно, все они хотели удостовериться в том, что вся община верит в них.
— О, если бы нашелся какой-то способ, какой-то символический жест, с помощью которого вы могли бы здесь, сейчас, сегодня, перед всеми нами продемонстрировать доказательство вашей искренности, дабы наша вера в вас укрепилась!
И конечно, и способы, и доказательства нашлись.
Дов наблюдал за тем, как каждый из тех, кто успешно добавил очки к своему текущему счету, переходил из рук преподобного Ассорти в объятия храмовых дев — стайки красоток с листьями пальмы первенства в руках, которые отводили осчастливленных членов общины в сторонку и старательно регистрировали «символические жесты», выражавшиеся в виде перевода кругленьких сумм на счет преподобного Ассорти. Но почему-то, даже осознавая тот факт, что немалая доля от этих сумм окажется в руках у «Э. Богги, Инк.», Дов ощущал некие угрызения совести.
