Мне нравилось находиться в его обществе. Так пролетело несколько часов, но ничего важного ни он, ни я друг другу так и не сказали. Я — потому что втайне надеялась, что он сам заговорит о том, как сожалеет и попросит прощения. Но этого не произошло.
Зазвонил его сотовый телефон, на связи была его подружка. Он отвечал ей односложно, стараясь не смотреть на меня. Обо мне упомянул в разговоре всего лишь раз, да и то вскользь. Может быть, он стеснялся, что у него есть сестра? Мне захотелось выяснить это.
— Как дела у твоей подруги? Хотелось бы увидеть ее. Ты ведь познакомишь нас?
— Я… ну в общем, да… познакомлю.
— Знаешь, у меня будет выходной в этот понедельник. Мы могли бы сходить куда-нибудь вместе.
— Конечно, но…
— Что — но?
— Обещай не говорить ей, что вы живете в гостинице. Эти слова больно резанули по сердцу. Оказывается, брат стыдился своих родных!
— Вот как! Понимаю. И где же мы живем?
— В своем доме.
Я долго сидела молча, его слова привели меня в такое бешенство, что требовалось время, чтобы удержать себе в руках и не взорваться, подобно бомбе. Мало-помалу я успокоилась. Может, и в самом деле наше положение было постыдным? Как вдруг я вспомнила о своих младших братьях, этих трех маленьких пленниках, заключенных в крохотных гостиничных комнатушках, которым только и остается, что ждать, когда же и на их улице наступит праздник. Но разве этого стоит стыдиться? Злость, смешанная с болью, снова охватили меня. Уже во второй раз старший брат предавал меня.
— Значит, тебе стыдно за нас?
— Нет же, ты ошибаешься. Я просто не хочу, чтобы она знала, что вы живете в гостинице. Это все.
— Разумеется, твоя пассия не должна знать, что твоя мать едва сводит концы с концами! Это ведь так не соответствует твоему имиджу. Чего доброго, она забеспокоится, а стоит ли связывать с тобою будущее? Но я не сомневаюсь, что ты рассказал ей, что твой дед и бабка просто купаются в деньгах.
— Замолчи и не передергивай.
— По-моему, передергиваешь ты со своими сказками. Ты выдумал себе несуществующую семью, в то время как настоящая живет в каком-то задрипанном отеле, а не в особняке. Ты не можешь представить меня такой, какая я есть, ты не можешь не лгать, потому что тебе за меня стыдно.
Молчание.
— Что ж, увидимся тогда, когда мы обзаведемся собственным домом! А пока… пока!
Вот так и закончилась наша встреча. Я долго шла пешком, закипая от злости, и никак не могла успокоиться. Когда же гнев утих, его сменила тоска. Я чувствовала себя такой ничтожной, такой уязвимой. До невозможности одинокой. И это мой родной брат… Я вернулась домой, нет, в гостиницу, с тяжелым сердцем, чувствуя, что все испортила. Но я не собиралась жаловаться матери. Она бы наверняка упрекнула меня за то, что я опять потревожила покой семейства Шариффов. К счастью, эта встреча не имела никаких драматических последствий. Хотя бы на этот раз Амир не донес на нас своей семье.
Повседневность становилась все невыносимее. Каждый раз, поднимаясь по гостиничной лестнице, я словно задыхалась. Это очень напоминало панику. Братья ужасно страдали от нехватки свободного места, лишенные возможности бегать и играть. Жилищные условия угнетали и Мелиссу. Ее, скорее всего, больше других. Днем она занималась в школе, а по вечерам готовила уроки на маленьком столике, в шуме и гаме. Спасало лишь то, что она любила школу!
Чтобы не мешать домашним, я задерживалась на работе как можно дольше, после десяти часов вечера, когда заканчивалась моя смена. Там со своими приятелями я могла смеяться и дурачиться, разговаривать почти до трех и даже четырех часов утра. Возможно, не только я стремилась убежать от повседневности! В такие поздние часы один или два приятеля всегда провожали меня до гостиницы. На обратном пути я включала мобильный телефон, и мы прослушивали до тридцати шести (я не преувеличиваю) звуковых сообщений от матери. И почему-то смеялись. Все они были на один манер: «Где ты? Почему не отвечаешь?» Словно я могла ей тут же ответить. Или такие: «В котором часу вернешься?» Я не раз говорила ей, что нам запрещено ходить с включенными мобильниками во время работы, но она продолжала названивать мне. Тогда я старалась подшучивать над ней, подражая ее голосу. Она смеялась, но на следующий день все начиналась сначала. Это было сильнее ее. Когда я приходила в гостиницу, она сразу же подхватывалась и спешила мне навстречу. Ждала меня.
* * *
Наша гостиница была вполне безопасным местом, но с не очень хорошей репутацией, в том смысле, что здесь часто снимали номера мужчины, чтобы воспользоваться услугами проституток. Наши соседи — мужчина, женщина и девочка возраста где-то около семи лет — имели странный вид. Мне случалось сталкиваться с матерью и ее дочкой в лифте. Девочка никогда не улыбалась и все время смотрела куда-то вниз. Хрупкая, бледная, с кругами под глазами, всегда сутулая, она выглядела, как зомби, хотя, наверное, могла бы быть довольно милым созданием. Я догадывалась, что жизнь ее не жалует, а на следующее утро моя мать сама заговорила о ней:
— Я не знаю, что делать. Если бы ты слышала, что этому ребенку пришлось выносить ночью, — грустно призналась мать.
— Что ты слышала? Я и так была уверена, что она несчастна.
— Она умоляла своего отчима оставить ее в покое, но мать уговаривала ее делать все, что он требует.
Меня чуть не стошнило. Хотелось высадить стенку и вырвать ребенка из этой сумасшедшей семейки.
— Ты уверена, что это тебе не послышалось?
— Увы, да. Потом я слышала приглушенный плач. Уверена, он заставлял ее заниматься с ним оральным сексом. Я так и не смогла заснуть до утра.
— Это просто отвратительно. Надо что-то делать! — воскликнула я.
— Что? Мы не можем ничего сделать.
— Нет, можем. Сделать анонимный звонок в общество защиты детей и сообщить номер комнаты. Это очень просто.
— Думаешь?
— Если мы ничего не сделаем, станем соучастниками.
— Ты права. Ей надо помочь.
И мать позвонила. Через два дня мужчина исчез. Что стало с женщиной и ребенком, я не знаю, как не знаю, смогли ли мы ей помочь. Мысленно я разбивала лицо этого презренного типа в кровь! Я хотела заставить его заплатить за то унижение. Эта история дала вторую жизнь моему гневу. Я успокаивала себя тем, что, по крайне мере, мы не стали молчаливыми соучастниками.
Гостиница — это всегда место для интимных встреч, место для секретов, для табу, для кошмаров и рек слез. Вот среди этого жила моя семья.
Но, несмотря на плохие условия жизни, пребывание во Франции имело и положительные стороны. Ни один недоброжелатель не узнал нашего адреса, мы не получили ни одной угрозы с тех пор, как приехали сюда. Какое спокойствие! Наконец-то мир!
Шли месяцы. Несколько женских организаций, помогающих иммигранткам, обеспечивали нас питанием и школьными принадлежностями, при случае не отказывали и в помощи деньгами. Мать не оставляла надежды найти нормальное жилье, вся окунувшись в работу и нужды семьи. По совету подруги она через день ходила в мэрию, чтобы просить пособие на детей. Меня трогало это упорство. Однако результатов оно пока не давало. Мы были всего лишь марионетками. Над нашими просьбами смеялись, на нас смотрели с презрением, словно мы были какими-то отбросами под ногами. Это постоянное унижение морально истощало мать. Она упрекала себя в том, что привезла нас в такие условия. Она ведь хотела сбежать из той невыносимой атмосферы жестокости и страха, искренне веря, что улучшит судьбу своих детей. Я неустанно твердила, что ей удалось вырвать нас из лап страха и она не должна нести ответственность за отношение французских властей к приезжим. Но слышала ли она меня?
