— И как только мир терпит такую распутницу?
— Неужели тебе не стыдно за жену? — спросила Дхупо, пристально глядя на Сукхрама.
Он снова промолчал. Да и что было сказать: согласно традициям и обычаям женщина — собственность мужчины.
— Плевать она на него хотела! — заключила одна из женщин. И все они залились веселым смехом.
— Когда мужчина проявляет слабость, немудрено, что его жена путается с кем попало. Чем ей еще заниматься?
— Чего же он молчит?
— А что скажешь? Для них это дело привычное!
— Неужели у натов нет чести?
— О какой чести разговор, когда речь идет об их женах? Была у них, продажных, честь?
— Наты — самые низкие люди.
— Никто не знает, кто из нас низок, кто высок, — гордо произнес Сукхрам. — Человек не может быть низким от рождения, низким его делают подлые поступки. В мире все равны. Все когда-нибудь появляются на свет, и все когда-нибудь его покидают.
— Эй, люди, вы только послушайте, — всплеснула руками Дхупо. — Он стал настоящим пандитом! Уложил жену спать с другим, а сам пошел к нам сказки рассказывать.
Все покатились со смеху.
— Я сказал так потому, — смутился Сукхрам, — что мир считает и вас низкими людьми.
— Мы не низкие люди, карнат, — перебила его старая женщина, на плечах у которой сидела внучка. Девочка была сильно простужена, у нее текло из носа, лицо со следами недавних слез казалось грязным и некрасивым. — Мы — люди низкой касты. Такими нас создал господь. Все зависит от наших дел в прошлой жизни. Чем меньше грешит человек, тем выше его каста в следующем рождении, так до тех пор, пока он не родится в высшей касте…
Сукхрам задумчиво слушал.
— Хватит болтать! — набросилась на женщин Дхупо. — Человек вам дело говорит.
— Так веди его к себе в дом и нажарь лепешек! — бросила Дхупо одна из женщин.
— Не забудь взять у меня соус позабористей! — добавила другая.
— Я вот из тебя сейчас соус сделаю, — шутливо пригрозила ей Дхупо. — Попридержите языки, он — хороший человек.
— Это точно. Что поделаешь, если жена не повинуется?
— А если ты с кем-нибудь спутаешься, твой-то что с тобой сделает? — ехидно спросила Дхупо.
— Ничего не сделает, — ответила женщина. — Да ведь ты теперь вдова, тебе уж нечего опасаться.
Дхупо приумолкла. Затем, помолчав, сказала:
— Что говорить обо мне? Мое время прошло.
— А ты спроси у Банке, прошло оно или нет, — подлила масла в огонь еще одна женщина.
— Братец, — обратилась к Сукхраму другая, — а ты-то чего вступился за Дхупо?
— Дхупо — моя сестра, — серьезно ответил Сукхрам. — Все мы живем в одном мире, по религии она мне и сестра, и подруга. А кто скажет, что я вступился за нее ради своих интересов, из того я душу вытрясу! Мы, наты, люди низкой касты, нам часто приходится грешить, но на мне сейчас нет греха.
— Святой, да и только! — воскликнула одна из женщин. — Бог требует жертв, так он и уступил жену другому.
И все смеялись.
Сукхрам вспыхнул, но промолчал. Не объяснять же всем, что у натов другие законы и обычаи. Да и не в этом сейчас дело.
— Не было у Дхупо дружка, вот и нашла карната!
— Кому как повезет!
— Теперь-то ты, Дхупо, довольна?
— Ну погодите, я с вами еще разделаюсь! — рассердилась Дхупо. — Что бы вы ни болтали, он — мой друг! Это он защитил меня! Какое мне дело до его касты?
— Так чего же ты не ведешь его в дом? Накорми и напои своего заступника!
— А ну, поговори мне еще! — всерьез разозлилась Дхупо. — Думай, что мелешь! И на тебя, и на эту Пьяри найдется нож острый.
— Ты не умеешь прощать? — спросил Сукхрам.
— О, великий боже! Она же приказала меня избить!
— Я научу ее уму-разуму.
Женщины так и прыснули.
— Эй, джиджа[46]! Нужны ей твои уговоры! Только их она и ждет, — крикнула одна из женщин.
— Прости ее, Дхупо, — печально произнес Сукхрам. — Прости Пьяри.
— Почему это?
— Она неразумна, как ребенок.
— Это она-то ребенок?
— Вот так ребенок, заставляет плясать под свою дудку сразу двух обезьян! — смеялись женщины, но одна, пожилая, сказала:
— Много ли у бабы ума! — Ты это верно рассудил.
Сукхрам с благодарностью посмотрел на нее. И никто не посмел больше смеяться.
— Нрав женщины зависит от постели, на которой она спит, — продолжала она. — Чего ж Пьяри винить? Все не могут быть хорошими. И всяк расплачивается за свои поступки.
И снова никто не возразил ей. Все притихли и присмирели.
— Скажи правду, сестра, — обратился Сукхрам к Дхупо. — Ты ведь простила Пьяри. На кого еще ты гневаешься?
— На Банке!
— Но…
— Что? Испугался?
— Нет, но ведь за ним — полицейский.
— Несчастный! — вспыхнула Дхупо. — Один господь знает, как я одинока в жизни, у меня нет защитника!
— Ладно, — тряхнул головой Сукхрам. Будь по-твоему. Я спущу с него шкуру.
— А я изрежу ее на мелкие кусочки, — добавила Дхупо и презрительно сплюнула.
Но тут женщины увидели старого Гиллана, возвращавшегося с базара, и те, что помоложе, разбежались по домам.
— Что случилось, ты зачем здесь? — спросил старик Сукхрама.
— Ничего не случилось, — ответила за него Дхупо, закрывая лицо концом покрывала.
— Сегодня Банке поднял руку на Дхупо, — пояснил Сукхрам и рассказал старику всю историю.
— Ты совсем потерял голову, — всплеснул руками Гиллан. — Надо же, с кем схватился! Ты сам-то понимаешь? Ну и ну! Когда я был молодым, мы работали на заминдара с утра до вечера и пикнуть не смели. А теперь вы чуть что — поднимаете голову.
— Что же, значит, мы должны работать, а кто-то будет деньги получать?
— Сынок, господь с самого рождения сделал тебя низким человеком.
— Почему я низкий? Разве я дурные дела делаю?
— А почему бханги — низкие люди?
— Они убирают всю грязь и нечистоты, — заявил подошедший к ним молодой парень по имени Кхачера.
— А ты не сдираешь кожу с умерших животных?
— Если мы не будем этого делать, то в чем брахманы и тхакуры будут хранить воду? Ведь они ее держат в наших кожаных ведрах! А что наденут на ноги все люди? Что, как не наши кожаные туфли?
