— Сейчас будет важное заявление, — он торжественно достал из портфеля конверт и открыл его. — Кредит на сумму 500 000 евро вручается вашей маме, моей жене и кормилице замерзших и голодных.
Все начали кричать, веселиться, куда-то пропало то напряжение, которое было во время презентации. Если бы презентация не произвела должного впечатления, Юрий Исаакович мог конверт просто не достать, и все это прекрасно понимали.
— Я тогда тоже хочу сделать важное заявление, — остановила всех Еремея. — Малыш бесценный вручается вашему отцу, моим детям и людям. Я беременна.
Юрий Исаакович подошел к Еремее и встал на колени, Оська и Слава сделали то же самое.
— Я люблю тебя, моя милая Еремушка, моя хитрая и верная жена. — Он целовал ее руки и обнимал глазами, полными слез радости.
— Пап, я придумал то слово…
— Какое?
— Про булочные… Они должны быть УЮТНЫЕ.
Юрий Исаакович поцеловал и обнял Оську.
— Все, все за стол праздновать! Я приказываю! — весело-грозно сказал Юрий Исаакович и встал к столу.
Славе стало немного обидно, что ее вклад в концепцию булочных не заметили. Заметил Оська.
— Чтобы папа тебя поцеловал и обнял, скажи ему тоже, что беременна, — пошутил он и словил подзатыльник. — А вообще, ты у меня ломовая сестра. — Оська подошел и обнял Славу. Юрий Исаакович обнимал Еремею. Они смотрели друг на друга. Они любили друг друга. Барони.
* * *
Алан Вадоев запускал по заказу Второго канала уже свой 15-й художественный фильм. Теперь это была «эпохалка» «Зверье». В отличие от говенных режиссеров современности, Алан не мял судорожно свое лицо при неудачном дубле, не орал актерам: «Не верю!», не чесал яйца, демонстрируя свой талант, не курил нервно и постоянно на площадке, не засовывал бычки себе в уши, будто в творческом экстазе, не смотрел на актеров, как на протухшую свинину, словом — он был не говенный режиссер, а очень даже талантливый.
— Значит, так, как вас зовут, милая? — обратился он к девушке, игравшей эпизод санитарки.
— Варвара.
— Первый опыт?
— Первый в пятнадцать лет был.
— Я про актерскую работу! — засмеялся Алан.
— Так, костюмеры и гримеры, ассистент, максимально быстро переводим ее роль второго плана. Будет играть русского снайпера, воюющего на чеченской стороне.
— Алан, а как вы себе представляете этот абсурд: женщина, русский снайпер, да еще на стороне чеченцев?
— Очень просто, девушка — чемпионка по биатлону, парня-снайпера которой в Чечне, из-за неправильных координат наводчика, положили под ковровую бомбардировку российские самолеты. Мстит. Меньше вопросов. Бегом.
Варварой стали заниматься. Всунули сценарии, тексты, начали примерять одежду. Варвара сидела спиной к двери трейлера, когда сзади подошел ассистент режиссера.
— Варвара, значит, так. Сейчас нужно быстро научиться сборке-разборке СВД.
— Ружье, что ли?
— Нет, снайперская винтовка Драгунова, — сказал чей-то знакомый для Варвары голос. Варвара обернулась. Вместе с ассистентом режиссера стоял Сергей.
— А, магазинный охранник… — как-то смущенно произнесла она.
— Нет, Сергей — военный консультант нашего фильма. Именно он научит тебя обращаться с винтовкой, как с родной.
— Как с родной, мы уже пробовали, — сама себе сказала Варвара.
— Что, простите? — спросил ассистент.
— Погода хорошая, говорю, — вспылила Варвара.
Ассистент режиссера развернулась, фыркнула и ушла.
— Ну, что, начнем, — сказал Сергей, когда они остались вдвоем.
— Ага, начнем, и в этот раз точно нужно быстрее кончить… — съехидничала Варвара.
— Извини.
— Да, ладно, проехали. Так что там с ружьем?
Через тридцать минут Варвара с легкостью разбирала винтовку и держала ее профессионально. Подошел Алан Вадоев.
— Ну что, убийцы, смотрю, все в норме. Молодцы.
— Конечно, ведь такой учитель, — улыбнулась Варвара.
— Значит, так, теперь самое главное, Варь. Ты должна думать, смотреть, ходить, дышать, стрелять и убивать, как девушка, похоронившая своего парня, — продолжил Алан.
— Поверьте, я прекрасно знаю это чувство. Проблем не будет.
— Хорошо, — Алан не стал вдаваться в подробности — почувствовал это раньше, поэтому и предложил ей эту роль. — Хорошо.
И он закричал в «матюгальник» о десятиминутной готовности всей съемочной группе.
* * *
— Ну че, Гор, не будем плакать на прощание, — обнял друга в аэропорту возвращающийся домой раньше положенного времени Ричард.
— Давай, братан, мы тут еще три дня потусим, доснимем красивые пейзажи страны, ее шикарные отели… — подмигнул Горров.
— Смотри, чувак, по два презерватива надевай, — подколол Рич.
— Они уже на мне, может, в ДУЩЬ, побыстренькому?
Друзья рассмеялись. Им действительно стало грустно, хоть и расставание было непродолжительным.
— Здорово время провели тут.
— Да уж…
— «Виагры» какие охуенные!!!
— Ломовые просто.
— Я тебе там в сумку конверт положил, в самолете посмотри. Поплачешь хоть, уснешь — перелет сократишь.
— Ну, спасибо.
— Отцу — привет, скажи, что отснимем специально для него дополнительные фрагменты: травести с травести, травести в слоне, слон в тра… Ну это уже слишком, даже для него.
— Ладно, прекрати…
Горров стал серьезным. Посмотрел открыто.
— Помирись с Варей. Она тебя любит. Ты-то тоже все время про нее думал.
— Я к ней сразу поеду из аэропорта.
— Это правильно. Цветы, шампанское из duty-free, раскладную «морковку».
— Я ей кольцо куплю. Попрошу выйти за меня.
— Вот это ты мужик, — Горров обнял Ричарда. — Вот это честно.
Ричард посмотрел на часы.
— Я пошел.
— Давай.
— Береги себя.
— Ты тоже.
Конечно, Ричард не дождался самолета, чтобы открыть конверт, а распечатал его во время паспортного контроля. В этот момент его фотографию в паспорте сличали с подлинником. Он захохотал. Ему поставили штамп, но он продолжал стоять и смотреть. Стал грустным, а в глазах образовались слезы. В конверте были три фотографии и письмо. На первой в душе были три голые камбоджийки, прибиравшиеся у них. На второй были девочки из «Виагры». А на третьей были они с Горровым, смешно сидящие вдвоем на унитазе, и вместо того, как все люди на аналогичных фотографиях просто правдоподобно изображали процесс, они нагло его проводили. Письмо же он решил прочитать и обдумать в самолете.
