Джампер с пилотом и двумя жандармами прибыл через восемь с половиной минут. Я высадил всю эту шайку-лейку из кабины и ринулся к тому месту, где, по сообщениям диспетчеров системы слежения, в последний раз наблюдался аэр с несуществующими номерами. Однако я опоздал: еще издали мне удалось разглядеть, что машина стоит, накренившись на один бок, с распахнутым боковым люком, возле шоссе, по которому в десять потоков, смазанных от высокой скорости до расплывчатых полос, несутся скутеры… Видимо, люди из аэра предусмотрительно пересели в машину и теперь мчатся среди тысяч таких же разноцветных скорлупок. Попробуй их вычисли…
Все-таки я честно попробовал это сделать. По моему распоряжению, движение на шоссе было перекрыто в обоих направлениях кордонами дорожной полиции. С высоты мне было хорошо видно, какие чудовищные пробки и заторы образовались на дорожном полотне. Барражируя в небе над скоплениями машин и возбужденно машущих руками людей, постепенно выбиравшихся из машин, чтобы обсудить столь чрезвычайное происшествие с собратьями по несчастью, я отчетливо представлял себе последствия своего решения. Будут нарушены планы сотен, тысяч людей. Кто-то опоздает на работу (а если он работает врачом, и от его опоздания будет зависеть жизнь и смерть других людей?!). Кому-то станет плохо от жары и от стресса — но ни одна амбуланция не сможет пробиться ему на помощь… Кто-то не явится на свидание, а кто-то не успеет на похороны своей матери…
А через несколько минут здесь появятся, как из-под земли, репортеры и журналисты, чтобы оповестить весь мир о том, как прихоть одного безумца-хардера нанесла непоправимый моральный и физический ущерб множеству людей.
А еще через четверть часа мне придется отбиваться от вежливых, но настойчивых запросов Коллегии, которая поинтересуется, чем была вызвана необходимость столь экстраординарных мер…
И в тот момент, когда я уже был готов отменить блокаду шоссе, нервы у людей, которых я преследовал, видимо, не выдержали. Одна из машин — как тут же выяснилось, это был серебристый “спидфайер” — внезапно шмыгнула с дорожного полотна через довольно глубокий кювет и понеслась прямо по полю к видневшейся на горизонте лесопосадке.
Скорость у “спидфайера”, невзирая на бездорожье, была приличной, но, конечно же, скутеру бесполезно тягаться с джампером. Я заложил крутой вираж с одновременным набором высоты, а затем, бросив джампер в крутом пике, вышел наперерез серебристой сухопутной лодочке. Когда пропищала система самонаведения, захватившая скутер в прицел, мой палец надавил на кнопку пуска, и стена дыма и огня встала перед самым носом “спидфайера”. Я не хотел прямого попадания в цель. Люди, прикончившие Шерманова, мне нужны были живыми…
И тут я впервые увидел, как работает “регр”.
Скутер не мог избежать повреждений от осколков ракет и от взрывной волны. Тем не менее, он продолжал мчаться по полю, как ни в чем не бывало. Водитель его каким-то образом успел уклониться от близких разрывов!..
Я повторил залп, и меня снова постигла неудача.
И тогда я понял… До тех пор, пока у этих людей будет оставаться хотя бы один шанс “переиграть” ситуацию, их невозможно будет победить. А тот факт, что, видимо, в альтернативном варианте событий их все-таки накрывали мои ракеты, и они летели вверх тормашками в разные стороны из кабины перевернувшегося на полной скорости скутера, мог служить лишь слабым утешением…
Значит, надо либо бить по ним прямой наводкой, либо отпускать целыми и невредимыми. И то, и другое равносильно признанию своего поражения, только в одном случае восторжествует принцип “око за око, зуб за зуб”, а в другом ты не будешь иметь и такого удовлетворения от мести в качестве компенсации за проигрыш в поединке с преступниками.
Серебристый скутер послушно влез в перекрестие прицела, но пусковая кнопка почему-то показалась мне тугой и неподатливой…
Уже тогда, в воняющей нагретым пластиком и комбустивными газами кабине джампера, мне пришли в голову вопросы, о непреодолимую стену которых я бьюсь до сих пор.
Кто эти люди, создавшие тайную организацию по созданию и распространению “волшебных палочек”? И люди ли это, а то, может быть, правы отдельные кликуши, видящие в основе всех бед происки инопланетных суперцивилизаций (а ранее — иностранных государств)?..
Почему они так стремятся скрыть свою деятельность? Лишь потому, что занимаются подпольной торговлей “реграми” и считают, что огласка лишит их определенных коммерческих преимуществ? Ведь любой товар стоит дороже, если он является дефицитом и предлагается к приобретению из-под полы… Или я заблуждаюсь и мыслю излишне прямолинейно, полагая, что всё умышленно скрываемое от человечества, не может не быть преступным? А что, если на самом деле намерения неведомых распространителей “регров” чисты и благородны? Разве нельзя допустить, что они искренне хотят помочь людям стать счастливыми и что их организация носит благотворительный характер, а скрывают они свои чудесные приборчики лишь потому, что не в состоянии (или не желают) обеспечить ими всех подряд, и стремятся лишь избежать ненужного ажиотажа во всемирном масштабе?..
А самое главное — представляют ли они для развития земной цивилизации опасность или благо? И от ответа на этот вопрос будет зависеть, ни много, ни мало, будущее нашей планеты…
Тут мне, не очень кстати, вспоминается, что в галерее голографических полотен нашего Клуба есть одна символическая картина. Она изображает огромный куб, на грани которого люди когда-то нанесли свои представления о Добре и Зле, Справедливости и Несправедливости, Правде и Лжи, Истине и Заблуждениях. Поначалу этот куб был строгим и правильным с точки зрения стереометрии, и казалось, что таким он будет вечно… Но с течением времени на кубе появлялись всё новые грани, и он превращался в полиэдр. Когда количество этих граней перевалило через критическую величину, ребра между ними начали стираться, становясь едва заметными, и в результате стало практически невозможно различить, где заканчивается Добро и начинается Зло, как Правда плавно переходит в Ложь, как Справедливость для одних оборачивается Несправедливостью для других, а боль и даже гибель одной личности в конечном счете способна обеспечить всеобщее благо. Назвав свою картину “Наша задача”, автор выразил свое видение исторической миссии хардеров. По его мнению, она заключается в том, чтобы не дать ребрам символического куба стереться до полного исчезновения различий между его гранями, потому что иначе он превратится в мягкотелый, пустой и бесполезный шар, который, как наша планета, будет беспомощно катиться по одной и той же орбите вокруг Солнца…
Потом от этих меланхолических размышлений о голографическом искусстве меня отвлекает странный шум, который доносится в музей откуда-то снизу.
А конкретно — из туалетной комнаты на втором этаже. У ее дверей уже собралась кучка хардеров, взявших на себя функции добровольного оцепления. Внутрь никого не пропускают, но мне знаком запах, который доносится из туалета. Так пахнет человеческая плоть, когда ее сжигают выстрелом в упор из мощного лучевика.
И тут из туалетной выходит не кто иной, как хардер Шерм. Лицо его, как всегда, отрешенно-спокойно, только на виске учащенно пульсирует синяя жилка. И еще у него так заметно дрожат руки, что игра с ним на бильярде сейчас была бы поистине избиением младенцев…
