Короче, послушала его причитания прабабка (тогда-то она девкой молодой была), поковырялась в зубах сосновой иголкой и говорит человеческим голосом:
– Не трусь, квакуха, помогу тебе. По моей ты вине без транспортного средства остался, значит, мне тебя и до места нужного нести.
Царевич слезы утер, прыг на бабку. «Но!» – кричит.
Лесами дремучими, топями непроходимыми, но добрались до царства, где яблоня с фруктами молодильными произрастает. Добрались тайно, незамеченными. А как иначе? Фрукт редкий, цены великой, царь тамошний Берендей никому разрешения на вывоз за пределы державы не дает. А Ивану-царевичу он позарез нужен. Что делать?
– Контрабандой вывезти, чтобы таможенники при шмоне не конфисковали, – выдав предположение, я довольно усмехнулся, уверенный на все сто, что никто из присутствующих ничего не понял из сказанного.
Волкодлак закончил нанизывать мясо на шампуры и продолжил повествование:
– Прабабка в этих делах толк знала, вот и насоветовала царевичу-королевичу, как яблочек молодильных потихоньку умыкнуть. Без физического ущерба и без платы непомерной. И все бы получилось как надо, но царевича жадность сгубила. Повязали его стражники и представили на суд царя своего. Так, мол, и так, задержан при попытке ограбления.
Осерчал царь Берендей, ножкой затопал, а потом поинтересовался:
– Кто таков?
– Царевич я, – отвечает Иван. И ну плакаться, на судьбу жалиться.
А раз дело такое, казнить его не стали, а отправили в царство соседнее, принести чудо-птицу, любимую игрушку царя Афрона.
Прабабка уже не рада, что с ним связалась. Убежала бы, да жалко – пропадет ведь один.
– Садись да держись покрепче.
Царевич скок на хребет, вцепился в шерсть, ножками о ребра стучит.
Долго ли бежали, коротко ли – того не ведаю, наконец прибыли.
Осмотрелись.
В саду царском беседка стоит, в беседке той клетка золотая, а в ней птица златокрылая. На солнце огнем так и пышет. А вокруг беседки стражники ходят, оружием потрясают.
Пригорюнился Иван.
А прабабка и говорит:
– Не печалься, дело это разрешимое. Подождем до ночи, а там стражники задремлют, ты тихонько прокрадешься, птицу в мешок, и бегом. Главное клетку не трогай, а то беда будет.
– Понял, не дурак.
Может, и не дурак, а жадность и на этот раз погубила, позарился на клетку златую... Схватил ее – как завоет что-то. Стражники проснулись, повязали царевича-королевича.
Допросил царь его, прикинул так и сяк и послал Ивана-царевича... за этим... за конем златогривым, вот. Привезешь – забирай птицу, а нет – значит нет.
Посмотрела бабка на него, почесала за ухом, плюнула.
Добрались они и до следующего царства.
– Проберешься в конюшни царские, – наставляет Ивана волчица, – выведешь коня златогривого, только уздечки не трогай.
Долго не было царевича. Вернулся без коня, забрался на волчицу и говорит:
– Едем за Златовлаской, девицей-красавицей.
– Не утерпел все же, взялся-таки за уздечку, – укоряет его прабабка.
Отправились они в путь дальний... Прервав повествование, Здирих пристроил шампуры над пышущими жаром углями.
– Сейчас хорошенько прожарим, будет объеденье.
– Интересно. – Я извлек из тазика невостребованный кусочек мяса и откусил. – Неплохо лимончика бы для кислинки, но и так шашлык обещает быть замечательным.
Волкодлак удивленно вытаращился на меня:
– Тебе знакомо это блюдо?
– Ага, – кивнул я. – Только в моих краях предпочитают использовать мясо хрюшек, а не буренок.
– Слышал я о таком. Встречался мне как-то собрат из дальних степей, колоритный такой, чуб – во, а сам лысый. Так он тоже о таком рассказывал. Нужно попробовать.
– Обязательно попробуйте. Вам должно понравиться.
Катарина недоуменно уставилась на меня. «Неплохо для дремучего лоха?» – с удовлетворением подумал я.
Повернув мясо, Здирих сбрызнул его вином и продолжил историю своей прапрапрабабки.
– Добрались они до дворца нужного, слез Иван с волчицы и говорит:
– Пошел я за Златовлаской, по реестру девиц царской крови на выданье – Еленой Прекрасной.
– Погодь.
Прикинула прабабка шансы и решила сама дельце провернуть. Поскольку дальше посылать некуда, дошли до моря.
– Сиди здесь, я ее сама выкраду.
Иван долго спорить не стал, завалился в кусты да задрых. Только храп стоит.
Пробралась волчица в палаты царские, в покои женские, а там царевен – видимо-невидимо. Все с ног до головы в ткань замотаны. Как здесь поймешь, которая нужна? Затаилась бабка. Будут раздеваться ко сну, подсмотрю, какая из них златовласая. Сидит, караулит. А тут какой-то мужичонка туда-сюда шныряет, ко всем царевнам пристает:
– Гюльчатай, покажи личико.
Кто покажет, а кто и не только личико.
В общем, нашла бабка нужную девку, стукнула слегка, связала руки, закинула на спину, и бегом из замка.
Разбудила Ивана-царевича.
Тот глянул на деву златовласую, челюсть и отпала. Волчица в спешке позабыла, что умыкнула царевну из спальни, когда та ко сну готовилась.
Девица и вправду хороша. Особенно когда не прячется под тряпками.
Сел Иван на волчицу, Златовласку на руки взял:
– Поехали.
Волчица вздохнула, но бросилась со всех ног.
Весь день развлекал царевну Иван: то анекдоты похабные травил, то истории занятные рассказывал, вот только рук не разжимал. Златовласка презрительно кривила личико и пыталась прикрыть девичью красу своими ладошками. Не очень-то получалось, поскольку не только коса – девичья краса выросла у нее размеров немалых.
В первую же ночь, как только стали на привал, Иван-царевич затащил царевну под ракитовый кусток... под утро оттуда стали доноситься вполне счастливые женские всхлипывания и стоны, сменившие глухое сопение Ивана и сдержанное рыдание царевны.
Прискакали они к царю, который конем златогривым владеет. Нужно отдавать красну девицу взамен коня. Иван ни в какую, Златовласка в слезы.
Любовь у них, видите ли.
Видит прабабка такое дело... махнула на голубков лапой и пошла за конем сама.
Увела коня златогривого, затем жар-птицу, поскольку коня Иван-царевич тоже не пожелал лишаться. Мол, надоело на волке ездить.
Как вы понимаете, яблоки молодильные тоже красть пришлось.
Окончание рассказа вышло скомканным, а все из-за того, что шашлыки поспели и дать им остыть было бы кощунством. Посему мораль этого повествования осталась невысказанной. Кто умный – сам поймет, а дураку и скажи – все без толку.
