— Нет. Ты не понимаешь…
Вера сыпала словами быстро, нетерпеливо. Их остановил Алекс, затопавший, что было сил, ногами.
— Черт тебя побери! Тебе прямо не сиделось, да? Тебе требовалось начать свою шахматную партию, но это была нечистая игра, которая…
— Но ты сам спровоцировал меня — зачем? — сердито отвечала Вера. — От тебя требовалось лишь рассказать мне.
— Когда это ты или я рассказывали что-нибудь друг другу?
— Ты же никогда не желал меня слушать.
— О, я желал слушать, мама. Я прислушивался, когда тридцать лет назад ты молча исчезла. Это было красноречивее всяких слов.
— За ту ошибку ты мне отплатил уже тысячу раз, а теперь твои действия привели к тому, что я, к сожалению, сделала бедняжке больно. Хоть на этот раз ты мог бы меня предупредить. Мог бы быть со мной откровенным. Неужели ее чувства были для тебя менее важными, чем твоя месть мне?
Вера защищалась горячо, но в голосе Алекса все-таки прозвучало недоверие.
— Моя месть?
— А как ты назовешь постоянное молчание, нежелание поделиться со мной своими мыслями? Это была твоя игра, Алекс. Ты ее затеял. Все эти годы я в ней участвовала и играла по твоим правилам, так как это был единственный доступный для меня способ общения с тобой. Но это была отвратительная, садистская игра, и, да простит меня господь, я начала наслаждаться маленькими победами, которых добивалась. Однако сегодня вечером я вовсе не торжествовала, увидев отчаяние на лице твоей жены. Зачем, во имя господа бога, ты остался там, на террасе, с Николь? Это так жестоко, Алекс.
— И это говоришь мне ты! Ты подстроила всю эту чертову шутку.
— Да, и за это должна держать ответ, но ты… Ты обязан был знать, что Кейт любит тебя. Как же ты мог играть с ней так… так подло, лишь бы напакостить мне.
— Нет!
Кейт замерла на месте, стук сердца отдавался громом в ушах, ногтями она впилась в ладони, ожидая, что скажет Алекс на слова матери.
— Я думал, что смогу удержать все под контролем, — Алекс с трудом выговаривал слова, полные глубокого сожаления. — Однако ты ошибаешься, мама. Я оставался на террасе с Николь совсем не из-за того, что меня влекло к ней, а Кейт… Кейт не любит меня.
— Перестань, Алекс. Ты сам сказал, что игра закончена. Когда мы с тобой наносим удары друг другу — это одно. Мы — закаленные бойцы. Но эта девочка любит тебя. Ты думаешь, я слепа?
— Нет, ты не слепа. Не сомневаюсь, ты видела боль на ее лице, но во всем остальном ты ошиблась.
Снова в голосе Алекса прозвучало уныние человека, потерпевшего поражение. Сердце Кейт сжалось, она отпрянула от стены, решив идти к Алексу. Но Вера заговорила снова, изливая потоком наболевшее за все годы их взаимного отчуждения.
— Ну так расскажи. Дай мне понять. Хоть раз в жизни признай, что и в твоей матери есть что-то человеческое. Я знаю: ты презираешь меня. Но мне известны и любовь, и боль, и отчаяние. А ты… Ты слишком горд и безжалостен, Алекс. Я приехала сейчас, потому что мне стыдно за нас обоих, за то, что мы натворили сегодня. Если хоть чем-то можно исправить положение, я сделаю это.
— Ничто не поможет. Ее боль уходит корнями в прошлое. Первый муж Кейт был неразборчивый донжуан. Он даже приволок на мою яхту очередную любовницу в день своей смерти. Я тогда вовсе не нужен был Кейт. Я уговорил ее выйти за меня замуж, пообещав детей и спокойную жизнь. Она была, как сломанная кукла. Правда, пыталась передвигаться без посторонней помощи, израненная, но такая гордая, такая непреклонно-независимая. Я взял ее в жены и начал ремонт: исправлял поломанное, ставил заплатки на одежду, замазывал трещины. Думал, она уже снова становилась цельной личностью… Пока не наступил сегодняшний вечер. Она подумала, что я изменил ей, как это делал Скотт, и вновь оказалась в том же состоянии, что и в начале нашего знакомства, — она никому не доверяет. Николь для меня — нуль без палочки, а Кейт для меня — все. Вот тебе ответ, мама. Это то, что ты хотела слышать?
Кейт теперь уже не могла не прервать их. Не могла заставлять Алекса безвинно страдать. Она сделала шаг вперед и глянула вниз. Алекс сидел на одной из нижних ступенек лестницы с удрученным видом. Вера наклонилась и тронула его за плечо.
— Если бы я поговорила с Кейт… объяснила…
Он покачал головой:
— Не поможет. Мне придется начинать все сначала.
— Могли бы и мы тоже начать сначала, Алекс?
В голосе матери было так много робкой надежды, что Кейт заколебалась, идти ли вниз, чтобы не сорвать намечавшееся примирение.
— Не поздновато ли для нас, мама, а? — ответил Алекс с издевкой.
— Ты сказал, игра закончена. Неужели нам предстоит снова драться на кулачках?
— Нет. — Он кивнул. — Ты права. Давай прекратим это, если сумеем. У Кейт нет никого, мама. Ее семья живет на Тасмании, а друзья Скотта… Она назвала их крысами… точнее не скажешь. Ты считаешь, ты могла бы… Нет, она решит…
— Я попробую, можно? Я хотела бы попробовать.
— Это будет нелегко после сегодняшнего вечера.
— Я знаю.
— Она, как улитка, ушла в свою раковину.
— Я заметила, но это ввело меня в заблуждение, пока я не увидела… Алекс, ты уверен, что она не любит тебя? Я готова поклясться…
Щеки Кейт вспыхнули от смятения. Подслушивать дальше становилось просто невозможным, так как признание было бы потом слишком болезненным.
Алекс покачал головой.
— Нет, не уверен. Порой мне казалось… Однако я не знаю, Кейт мне не доверяет. То одаряет щедро, то уходит в сторону. Надо уже возвращаться к ней.
— Да, безусловно. Я очень сожалею, если мой ночной визит прервал…
— Нет, — Алекс встал и устало потянулся. — Вероятно, ей надо было побыть одной, чтобы подумать. Может быть, теперь мы сможем поговорить обо всем более спокойно. Ты хорошо сделала, что приехала.
Алекс пошел к двери, Вера за ним. Помедлив мгновение, она тронула сына за руку.
— Алекс, дело было не в том, что я не любила тебя. Я ответила ударом на удар твоего отца. А потом ты стал меня ненавидеть.
— Мы еще вернемся к этому, — сказал он с грубоватой нежностью.
— И ты выслушаешь меня? — Голос Веры дрожал.
— Да. Думаю, пора.
— Алекс, разреши дать тебе добрый совет. Скажи Кейт, что любишь ее. Твой отец и я… Мы перестали говорить друг другу, что… Скажи ей и повторяй, не переставая, пока она не поверит.
— Не могу. Она не хочет этого слышать. Пока не хочет.
— Хочу. Очень хочу.
Голос Кейт прозвучал уверенно: в ее словах не было ни тени обиды или сомнения. Во взглядах, метнувшихся к ней, вспыхнула надежда. Кейт спускалась по лестнице твердым шагом, смущенно, но с достоинством продолжая говорить.
