Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
— Получается, зря я отсек его от корабля.
— Геспер недаром посылал нам сигнал бедствия, — заметила я. — Вероятно, чувствовал, что отрыв не удержит и враги его нагонят. В любом случае ты подарил ему шанс на спасение.
— Очень надеюсь.
— Не представляю, как его реанимировать. — Лихнис стоял подбоченившись, как садовник над своей делянкой.
— По-моему, самое разумное — ввести в латентность и поскорее доставить к машинному народу, — сказала я.
— Не уверен, что у нас есть подходящая стазокамера, — пробурчал Лихнис. — Не подгонять же его под размеры.
— В таком состоянии Геспера оставлять нельзя, — настаивала я, наблюдая за мерцанием тусклых огоньков за панелями его черепа.
— Мы не оставим, — пообещал Лихнис. — Просканируем его, как ты говоришь, и, если сумеем, устраним неполадки. Если не сумеем, придется ждать прилета в убежище и надеяться, что там находится кто-нибудь из представителей машинного народа — вдруг гостит у кого-то из выживших? — и он скажет, как быть.
— А если не встретим другого робота?
— Мы не волшебники, — чуть слышно напомнил Лихнис. — Что могли, то сделали. Будем надеяться на лучшее.
Сканирование ничем не порадовало — детали Геспера и «Вечернего» сплавились намертво. Левая сторона туловища, включая живую руку, почти не сохранила анатомическую целостность. Но в слиток поступали энергия и необходимые вещества, значит системы жизнеобеспечения функционировали. Хорошо, что Аконит не перерубил провода, когда освобождал Геспера. Одно лишнее движение — и вреда стало бы больше, чем пользы.
Однако Геспер еще мыслил и пусть изредка, но пытался контактировать с нами. Случилось это вскоре после поворота на Невму, к определенному Белладонной убежищу, когда мы удостоверились, что врагам нас уже не выследить. Перемену я заметила, когда в очередной раз — почти без надежды — добивалась от робота внятной реакции. Я смотрела ему в глаза, на стеклянные панели над ушами и вдруг увидела, что на уцелевшей правой руке шевелится большой палец. Казалось, паралич сковал всю конечность, кроме него.
Прежде палец не двигался.
Я потрясенно глазела, пока не вспомнила, что человек-машина проделал с бокалом. «Вдруг просветление временное и вот-вот закончится?» — в панике подумала я, бросилась к ближайшему синтезатору, срочно заказала у него бокал, подсунула Гесперу и стада ждать. Палец робота заскользил вверх-вниз по стеклу — получилась вертикальная царапина, которая постепенно углублялась.
Я заглянула Гесперу в глаза, надеясь разглядеть в них намек, подсказку, которая поможет во всем разобраться. Потом вспомнила, что, царапая бокал, человек-машина вращал его другой рукой — наносил штрих за штрихом на манер сканирующего луча. Теперь палец робота скользил вверх-вниз, а я осторожно поворачивала бокал, стараясь делать это плавно. На стекле появилось нечто — не прямая, а прямоугольник, но опознала я его не сразу: «гравировка» вышла бледной и схематичной.
Я поняла, что Геспер закончил, когда палец перестал двигаться, а когда забрала бокал и прикоснулась к нему, он был безжизненным, как все тело. Но я держала в руках доказательство его активности, высеченное пусть не в камне, а в стекле. Я поднесла бокал к свету — сперва штрихи показались мне совершенно беспорядочными. Неужели это была только дрожь? Неужели я в отчаянии разглядела потаенный смысл в непроизвольных мышечных сокращениях?
Нет, смысл имелся. Геспер и впрямь нацарапал изображение, пусть слабое, едва различимое, — круг или обод со спицами, вроде колеса с толстой втулкой.
— Не знаю, слышишь ли ты меня, — сказала я бессловесной фигуре. — Что бы это ни было, что бы ты ни пытался мне сообщить, я разберусь и приму меры, обещаю.
Ответа не последовало, впрочем я его и не ждала.
Часть третья
Однажды я узнала страшный секрет моей матери и нашего дома. Случилось это после очередной встречи с мальчишкой. Его я теперь любила и ненавидела, как темную сторону своей души. Минуло уже года полтора с тех пор, как я посвятила его в тайны Палатиала.
Мальчишка стал графом Мордексом. Произошло это в несколько этапов, каждый из которых занял целый день игры. Сперва мальчишка вжился в роль королевского гонца, который стал шпионом и якобы узнал, где скрывается чародей Калидрий. Гонца впустили в Черный Замок после тщательной проверки, убедившись, что он не вооружен. Так мальчишка встретился с Мордексом, но вжиться в его роль сумел не сразу. Правила игры оказались мудреными, мы постигали их методом проб и ошибок. Например, выяснилось, что роли можно менять лишь на равноценные, то есть без скачков в общественном положении. Из крестьянина не перейти в короли, даже если король преклонит колена и поцелует ему руку. Зато из крестьянина можно переселиться в кузнеца, потом в оружейника, потом в командира королевской гвардии и так далее, шаг за шагом к верхушке. Иногда не получалось доиграть в одной роли, а следующий раз начать в другой, но запрет вытекал из замысловатого сюжета самой игры. Легкой и стремительной она не была, но каждый этап полностью раскрывал перед нами очередного персонажа, и мы не скучали. Зачастую новая роль занимала настолько, что становилось трудно придерживаться плана, разработанного тремя-четырьмя этапами и персонажами ранее. Сама я с ролью принцессы почти не разлучалась — лишь изредка вселялась в придворных, чтобы убедиться: заговор против нее никто не строит. Когда вычислила вероятную предательницу — служанку, брата которой казнили за браконьерство, я отправила ее на допрос к главному инквизитору. Служанка не выдержала пыток и умерла, не успев сознаться в коварном замысле, но я в ее виновности не усомнилась.
Я уже поняла, что в массовое производство Палатиал не запустят. Единственной партией так и останется десяток экземпляров, в том числе и мой. Подробности я слышала редко, в основном от мальчишки, но поняла, что Палатиал негативно влияет на своих маленьких владельцев. Дети переносили в реальность воспоминания своих персонажей, перенимали их черты, хотя при выходе из портала Палатиал должен стирать временные нервные состояния. У меня так и получалось: в Палатиале принцесса казалась реальнее моих реальных знакомых, ведь я вживалась в ее роль. Но стоило вернуться из зеленого куба в игровую, она блекла и теряла жизненную силу, превращаясь в книжную иллюстрацию. Ее воспоминания во время игры становились моими, а в реальности таяли как сон, который наутро забываешь. Я помнила достижения и промахи принцессы, помнила свою задачу и текущую игровую ситуацию, но стоило покинуть зеленую комнату — Палатиал превращался в банальный кукольный домик.
Синдикат-производитель защитил себя от судебных разбирательств, связанных с использованием Палатиала. Прежде чем получить пробный экземпляр, каждая семья подписала отказ от претензий. Но при массовом производстве такое невозможно: Палатиал попадет в миллионы домов Золотого Часа. Даже если галлюцинации начнутся у нескольких детей, синдикату конец.
В итоге разработку игры приостановили. Синдикат попытался вернуть экспериментальную партию, но собрать все Палатиалы не удалось. Их маленькие хозяева впали в зависимость от игры и не желали расставаться с фантастическим миром. Лишь отдельные семьи позволили демонтировать Палатиал — большинство утаило игрушку, тем более что синдикат не стремился затевать судебные тяжбы.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
