Полежала, набираясь сил, и поползла. Вонзая когти в землю, она с трудом подтаскивала вперед отяжелевшее тело, всего на несколько сантиметров, потом ложилась и отдыхала. Она тащила себя к стене дома, где почти вровень с асфальтом темнело маленькое квадратное окошко, из которого торчал дворницкий кран. Через это отверстие в стене можно было пробраться в подвал — кошка ползла именно туда, ей хотелось домой.
— Как ты?
Голос звучал из немыслимого далека, но он звучал и он был живой, и это заставило Басю приоткрыть глаза, медленно восстанавливая ускользнувший из поля зрения мир: распахнутая сумка Б. О. на столе, подстреленный «Наш современник», стук дятла.
— Ты, кажется, потеряла сознание… Я не думал, что так обернется. В самом деле не думал.
— Что ты делаешь? — спросила она, напрягая зрение.
Его лицо потихоньку восстанавливалось из плывущего перед глазами тумана.
— Тру тебе виски. Больно?
— Нет… Так хорошо. — Она начала ощущать мягкие прикосновения его пальцев.
— Как ты?
— Плохо. Овчарка перебила мне хребет.
— Какая овчарка?
Она рассказала о той грустной истории, прочно врезавшейся в память с детских лет.
— А-а-а… — неопределенно протянул он. — Встать сможешь?
— Нет. Я в самом деле чувствую себя, как та кошка с перебитым хребтом.
— Ну полежи. — Б. О. отклонился к столу, подтянул поближе свой чемоданчик, достал из него «Смирновскую», встряхнул фигурную, сужавшуюся книзу бутылку, на наклейке которой был обозначен объем: одна двадцатая ведра.
— Стаканы там, на камине, — подсказала она.
Он налил полстакана, дал ей.
— Я не могу. — Она отстранила его руку.
— Пей.
Он помог ей приподняться и сесть на диване.
— Давай. Одним махом.
Она закрыла глаза и выпила, некоторое время сидела, уронив голову на грудь. Он погладил ее по щеке.
— Хорошо?
— Да. Стало теплее. Но в задних лапах все равно холод стоит. Я их просто не чувствую.
— Ничего, мы залижем твои раны. — Он поцеловал ее в висок. — Я разожгу камин. Ночь будет сырая… — Он отвернулся к окну, за которым вдруг разом смолкли все звуки, и в эту беззвучную пустоту вплывал легкий шелест — пошел дождь. — Такая духота весь день… Парило.
Из окна пахнуло прохладой. Она уселась поудобней, подтянула к груди колени, привалилась плечом к стене, уютно укуталась пледом.
— Дай тетрадку. Еще раз прочту.
— Может, не стоит? — вздохнул он.
— Дай.
Она открыла тетрадь и начала читать — медленно, совсем не так, как в первый раз, когда в течение нескольких секунд, одним взглядом, не вникая в детали, охватила текст, почувствовала тяжесть в сердце, а перед глазами поплыл лиловый туман, и предельно ясно, в деталях проступила картина того дня, когда прощались с Митей, не вся целиком, а почему-то один из ее фрагментов.
Кладбище, много людей, к ней подходят, произносят какие-то слова, а в конце аллеи появляется большая, отливающая черным лаком машина в сопровождении массивного джипа, из лимузина медленно вышагивает Игнатий Петрович с цветами, из джипа выходят четверо — двое сопровождают Игнатия Петровича, двое несут невероятной пышности траурный венок, устанавливают его на подставку, Игнатий Петрович поправляет ленту, отступает на шаг, делает легкий поклон в сторону закрытого гроба, потом приближается к ней и дотрагивается холодными губами до ее руки. И что-то показалось странным… Ах да, прежде чем оставить на тыльной стороне ладони след прохладного поцелуя, он выплюнул торчавшую из уголка рта зубочистку.
Она перевернула последнюю страницу. В правом верхнем углу проставлена дата.
Тот день.
Строки в тетрадном листе лежали ровно, текли неторопливо, и на этот раз она медленно взглядом следовала за твердой и неспешной рукой старого соседа, который умел все видеть и все замечать.
«…А у Дмитрия Сергеевича поздние гости. Машина, весьма напоминающая те, что мы во время войны получали от американцев по ленд-лизу, только размерами внушительней и, в отличие от тех армейских джипов, крытая, с большим кузовом, густо-сиреневого цвета и с мощным передним бампером. Весьма некстати, потому что на сегодняшний вечер у нас с Дмитрием Сергеевичем договорено посидеть за шахматной доской. Что поделать, придется эту партию отложить до более удобного случая. Гостей всего четверо. Один невероятных размеров, под два метра ростом, и веса в нем никак не меньше полутора центнеров. Ему бы кудри да голубой мушкетерский плащ — был бы вылитый Портос. Второй сухощав, бледнолиц, флегматичен, однако человек опытный разберет, что это именно та флегма, внутри которой туго затянута гибкая пружина… На фронте мне приходилось встречать наших снайперов, так вот они были в массе своей совершенно такие же флегмы. Третий низкоросл, жилист, упруг, походка плавная, с легкой раскачкой — что-то в его телодвижениях есть от кошки. Четвертый за рулем, так что толком рассмотреть его не удалось.
А что касается повышения платы за электричество, о чем любезно уведомила меня Майя Александровна…»
— Те двое. С венком. И другие двое. Это ведь они.
Собственный голос доносится издалека — так пульсирует, множа быстро сходящие на нет повторы, эхо в глубинах леса.
— Стрелок, амбал, драчун, водитель, — сказал Б. О.
— Что? — рассеянно переспросила она.
— Привычный эскорт большого человека.
— Откуда ты знаешь?
Он наклонился, поцеловал ее в шею, чуть ниже уха, шепнул:
— Ты просто забыла… Я ведь будто бы бандит.
Она поймала себя на мысли, что совершенно об этом не думала все последнее время, не вспоминала, кто он, откуда и почему вдруг возник в ее жизни.
— Ты просто есть, — сказала она. — Остальное неважно.
Он покачал головой и прикрыл окно.
— Напротив. Учитывая вот это, — кивнул в сторону стола, на котором стоял Митин ноутбук, — тебе вовсе не вредно иметь под рукой профессионального бандита.
— А что там?
Б. О. пересек комнату, присел у камина и начал перебирать поленья, аккуратным штабелем выстроенные в углу. Она молча следила за тем, как он не торопясь сооружает в каминной нише некое подобие колодца, чиркает спичкой, опускает руку в жерло конструкции, мало приспособленной для быстрого возгорания, и ждет, пока по руке не поползет вверх змейка дыма.
— Как тебе это удается? С одной спички…
Он выпрямился, встряхнул кисть.
— Не знаю. — Подошел, опустил подбородок ей на колени. — В самом деле не знаю. — Помолчал. — А что касается компьютера… Когда я увидел на твоем мониторе, что в системном файле некорректно прописан саундбластер, я сразу подумал, что это странно. Все странно. Во-первых, уже тот факт, что муж сам ставил тебе эту программку, хотя дело выеденного яйца не стоит. Во-вторых, эта музыка тебе была ни к чему. В-третьих, такой грамотный компьютерщик, как он, просто по определению не мог допустить ошибку. Значит, он зарядил брак в твой компьютер намеренно.
