поэтому обойдемся без него. Если оно из людей делает свиней, то из демона некое подобие человечного демона, – рассмеялся он, наслаждаясь удивленным лицом Адама. – Это просто шутка. Но от алкоголя я, пожалуй, и правда откажусь. Однако буду рад чашечке кофе.
– Конечно, заходите, – улыбнулся Адам и посторонился, пропуская сестру и демона внутрь подъезда.
Они просидели долго. Элигос пил кофе и с улыбкой наблюдал за братом и сестрой, а те, в свою очередь, говорили и говорили. Адам рассказывал Виктории, как пытался найти её, но потерпел неудачу, как удивился, увидев её на съемочной площадке, а Виктория рассказала ему о злоключениях в приюте Горни, опустив, по настоянию демона, некоторые подробности. И снова был горячий кофе, и снова были слезы. Обжигающие и соленые.
Элигос улыбнулся, когда утомленная Виктория задремала на плече брата и, показав знаком, что не стоит её будить, неслышно поднялся с дивана. Он задумчиво посмотрел на спящую девушку, которая улыбалась во сне, кивнул Адаму и направился к выходу, тихо закрыв за собой дверь.
– Элигос!
Он улыбнулся, остановился и повернулся в сторону крика, а потом рассмеялся, когда Виктория врезалась в него и, спрятав лицо на груди в очередной раз расплакалась.
– Виктория, – мягко сказал он. – Мне казалось, что я выполнил свое обещание и могу идти.
– Уйти не попрощавшись? – спросила она, подняв на него заплаканные голубые глаза.
– Демонам чужды глупые человеческие традиции, юная леди, – улыбнулся Элигос, отходя с дороги под тень большого дерева, куда не попадал свет фонаря, и стояла небольшая лавочка. – Прощания и слезы придумали люди. А мы этого попросту не понимаем.
– Неправда. Все ты понимаешь, – вздохнула она, присаживаясь рядом на скамью. – И ты собрался уйти, не сказав мне правду.
– Мое упущение, – кивнул он, закуривая сигарету и доставая из кармана телефон. Затем, улыбнувшись, он вновь принял свой облик и расправил крылья, укрывая девушку от прохладного ветра. Та прижалась к его руке, скрытой под броней, и всхлипнула. – Пожалуйста, юная леди.
– Знаю. Без слез, – улыбнулась она, вытирая глаза кулаком и поднимаясь со скамьи. – Прости.
– Прощаю, – усмехнулся он и, посмотрев на окна дома, в которых кипела жизнь, тяжело вздохнул. – И понимаю, что нам надо прощаться, Виктория.
– Ты отправишься в Ад?
– Да.
– Ты так и не рассказал, какой он.
– Я открою тебе тайну, Виктория, – улыбнулся Элигос, посмотрев ей в лицо. – Вы сами придумываете Ад. Ад – это место, где ваши кошмары обретают реальность, а грехи – плоть. Мы же лишь следим за этим. Жаль, но очень немногие прощают себя и покидают мой дом. Остальные вечность варятся в собственном бульоне изо лжи и боли. Изредка в Ад попадают при жизни. Ты уже видела их.
– Психоанализ? – спросила Вики и грустно усмехнулась. – Теперь понимаю.
– Не всегда я отправляю души людей в Ад, Виктория, – ответил демон. – Если я вижу, что свет еще горит в душе, то даю ему шанс на искупление. Лишь самые черные души удостаиваются Ада при жизни.
– А Первая печать?
– С ней все сложно, – нахмурился он, а потом отпрянул, когда Виктория посмотрела на него с изумлением. – В чем дело? Ты ведешь себя странно, Виктория. Это переизбыток кофеина?
– Твои крылья… – прошептала она, подходя ближе и прикасаясь к левому крылу, черному, как смола. Но в середине этой тьмы ярко сияло белое перо. Виктория прикоснулась к нему и ойкнула. – Такое теплое. И нежное.
– Я знаю, – улыбнулся Элигос. – Поэтому и говорю, что нам пора прощаться. В который раз я удивлен, Виктория. Удивлен людьми. Такими глупыми и слабыми, но способными на любовь и сострадание к ближним. Способными зажигать свет даже в черных душах после ужасающей боли. Способными менять даже то, что изменить невозможно. Такими, как ты, Виктория. Я спрашивал Отца, почему Он вас любит. А ответ был всегда мне известен. Вы способны удивлять Его. Ты спросила меня о Первой печати. Она не будет снята. Не сегодня. И не завтра. Возможно, через тысячу лет, когда я снова приду на Землю, чтобы убедиться в отсутствии света.
– И когда ты принял это решение? – спросила Виктория, догадываясь, каким будет ответ. Демон улыбнулся и, взяв пальцами белое перо, вырвал его из крыла, а затем протянул девушке. – Элигос.
– Ты знаешь ответ, Виктория.
– Но твое перо…
– Черное должно оставаться черным, юная леди. Таким был мой выбор, – ответил он. Виктория кивнула и, поджав губы, взяла белое перо в руки. – Храни его, юная леди. Храни, как свет, из которого состоит твоя душа. Чистый и яркий. Пока у человечества есть этот свет, оно имеет право на жизнь.
– Элигос… – Виктория, поддавшись порыву, бросилась было к нему, но демон отстранился и покачал головой.
– Мне пора, – улыбнулся он, вставая со скамьи. – Прощай, Вики…
– Прощай, Элигос, – улыбнулась она, прижав белое перо к груди. С её ресниц сорвалась слеза, которая разбилась на тысячи сверкающих осколков. Девушка обвела грустным взглядом пустую улицу и повторила. – Прощай.
Эпилог
Томаш. Пять лет спустя.
– Папа!
Мужчина в очках вздрогнул, когда в него врезалась девочка, а потом рассмеялся.
– Злата, нельзя же так пугать, – сказал он, беря её на руки. – Ох, кто-то съел много мороженого и растолстел?
– Нет, – улыбнулась она, а потом закусила губу. – Мама сказала, что ужин готов.
– Скажи, что я сейчас приду, – кивнул он и, опустив девочку на пол, дождался, когда она убежит из кабинета, после чего перевел взгляд на стену.
На стене висели многочисленные грамоты, обложки журналов, где Томашу вручали литературную премию, его фотографии с известными актерами и актрисами. Но особое место занимал смешной рисунок, изображавший странного мужчину с черными крыльями и красными глазами. Рисунок был помятым и поэтому его поместили в рамку, но висел он ровно в центре.
Томаш вздохнул и, сняв рисунок со стены, задумчиво хмыкнул. Он повернулся к двери, когда там мелькнула тень, и улыбнулся, увидев жену. Миловидную женщину с круглым животиком. Томаш подошел ближе и, ласково обняв её, протянул жене рисунок.
– Помнишь? – спросил он.
– Конечно. То купе в Берлин сложно забыть, – рассмеялась она. – Как и ту ужасную женщину с фиолетовыми волосами.
– Знаешь, Стелла, если бы не тот мужчина в черном, я бы так и не рискнул подойти к тебе, – тихо ответил Томаш, но жена сжала руку и нежно поцеловала его в щеку.
– Знаю. Поэтому рисунок Златки висит у тебя в центре стены славы.
– Да. И я благодарен этому человеку. Но я не помню его лица. Только имя. Странное имя.
– Элигос, – ответила Стелла, кивнув. – Я тоже часто вспоминаю его, Томаш. И знаешь, я благодарна ему за тебя.
– А я благодарен за тебя, – улыбнулся тот, поправив очки. – Завтра выходит моя новая книга. Отличный повод пойти в ресторан и поднять бокал за нашего таинственного покровителя.
– Я и маленький Арно только за, – рассмеялась Стелла, прижавшись к мужу.
Доминика. Шесть лет спустя.
– Девочки!
