class="v">И мечтать мне проще
В кипарисной роще,
Там не видит он.
Мудрый сам собою,
Радуясь покою,
Там я – Соломон.
Книга Зулейки
Мне б эту книжку всю переплели прекрасно,
Чтобы она к другим примкнула в свой черед.
Но сократить ее пытался б ты напрасно,
Безумием любви гонимый все вперед.
«На ветви отягченной…»
На ветви отягченной,
В росе, как в серебре,
Ты видишь плод зеленый
В колючей кожуре?
Уже он тверд, он зреет,
Не зная сам себя,
И ветвь его лелеет,
Баюкает, любя.
Конец приходит лету,
Темнея, крепнет он.
Скорее к солнцу, свету,
Из тесной кельи вон!
Ура! Трещит скорлупка,
Каштан летит, лови!
Лови, моя голубка,
Стихи моей любви!
«Я была у родника…»
Зулейка
Я была у родника,
Загляделась в водоем.
Вдруг я вижу, чертит в нем
Вензель мой твоя рука.
Глядя вглубь, я так смутилась,
Что навек в тебя влюбилась.
Здесь, в аллее, где арык
Вьется медленной волной,
Вижу снова: надо мной
Тонкий вензель мой возник.
Глядя в небо, я взмолилась,
Чтоб любовь твоя продлилась.
Хатем
Пусть вода, кипя, сверкая,
Кипарисам жизнь дает.
От Зулейки до Зулейки
Мой приход и мой уход.
«Вот мы здесь, мы вместе снова…»
Зулейка
Вот мы здесь, мы вместе снова,
Песнь и ласка – все готово.
Ты ж молчишь, ты чем-то занят.
Что теснит тебя и ранит?
Хатем
Ах, Зулейку дорогую
Я не славлю, – я ревную.
Ты ведь раньше то и дело
Мне мои же песни пела.
Но, хоть новые не хуже,
Ты – с другими, почему же?
Почему зубришь тетради
Низами, Джами, Саади?
Тех – отцов – я знаю много,
Вплоть до звука, вплоть до слога,
Но мои-то – все в них ново,
Все мое – и слог и слово.
Все вчера на свет рождалось.
Что ж? Кому ты обязалась?
И, дыша дыханьем чуждым,
Чьим ты служишь дерзким нуждам?
Кличет, сам в любви парящий,
Друг, тебя животворящий.
Вместе с ним предайся музе
В гармоническом союзе.
Зулейка
Мой Хатем ездил – все дела,
А я училась как могла.
Ты говорил: пиши да пробуй!
И вот разлука стала пробой.
Но здесь чужого нет. Все это —
Твое, твоей Зулейкой спето.
«Шах Бехрамгур открыл нам рифмы сладость…»
Шах Бехрамгур открыл нам рифмы сладость,
Его душа язык в ней обрела.
И чувств ответных девственную радость
Его подруга в рифмах излила.
Подобно ей, и ты мне, дорогая,
Открыла слов созвучных волшебство,
И, к Бехрамгуру зависти не зная,
Я стал владыкой царства моего.
Ты этих песен мне дала отраду.
Пропетым от сердечной полноты,
Как звуку – звук, как взгляд другому взгляду,
Им всею жизнью отвечала ты.
И вдаль к тебе я шлю мои созданья —
Исчезнет звук, но слово долетит.
В них не умрет погасших звезд сиянье,
Из них любви Вселенная глядит.
«Голос, губы, пламень взгляда…»
Голос, губы, пламень взгляда —
Нет, признаюсь, не тая:
В них последняя отрада,
Как и первая моя.
Та – вчера – была последней,
С ней погас огонь и свет.
Милых шуток, милых бредней
Стал мне дорог даже след.
И теперь, коль не пошлет
Нам Аллах свиданье вскоре,
Солнце, месяц, небосвод
Лишь мое растравят горе.
Эхо
Звучит прекрасно, коль в светила
Иль в короли поэт себя зачтет.
Зачем же ночью бродит он уныло,
Исполнен горестных забот?
Укрывшись в облака печали,
Оделся тьмой лазоревый зенит.
Как слезы сердца тусклы стали,
Как бледен цвет моих ланит!
Не дай мне стыть в ночи сердечной,
Мой месяц ласковый, мой свет,
Мой фосфор, мой светильник вечный,
Ты мое солнце, мой Поэт!
«Что там? Что за ветер странный?..»
Зулейка
Что там? Что за ветер странный?
Не Восток ли шлет посланье,
Чтобы свежестью нежданной
Исцелить мое страданье?
Вот играет над лужайкой,
Носит пыль, колышет ветки,
Насекомых легкой стайкой
Гонит к розовой беседке.
Дышит влагою прибрежий,
Холодит приятно щеки,
Виноград целует свежий
На холмистом солнцепеке.
Сотни ласковых названий
С ним прислал мой друг в печали,
На холмах лишь вечер ранний,
А меня уж заласкали.
Так ступай же, сердобольный,
Всех, кто ждет тебя, обрадуй!
Я пойду в наш город стольный,
Буду милому отрадой.
Все любви очарованье,
Обновленье, воскрешенье —
Это наших губ слиянье,
Наших помыслов смешенье.
Высокий образ
Как солнце – Гелиос Эллады —
Летит, Вселенной свет неся,
И мечет огненные взгляды,
Да покорится все и вся,
И, видя всю в слезах Ириду,
К ней направляет сноп лучей,
Чтоб снять с небесных глаз обиду, —
Но слезы льются горячей,
