и для девушки? Вспомнила его благородный порыв сопроводить меня до борделя…
Чужое тело давит, вжимает в стену, трется между ног, зажигая все нервные окончания. В конечном итоге, я сама не замечаю, как расслабляюсь, представляя на месте Тамби другого. Так получилось: перед полуприкрытыми глазами всплывал образ наглого мужчины, считавшего себя выше остальных. Высокомерного. Раздражающего…удовлетворяющего меня.
Тамби губами медленно спускается к груди. Ловит вершинку ртом, прикусывает ее, вызывая волну дрожи по всему телу. Рука, переставшая сминать другой холмик, медленно скользит на живот, небрежно срывая платье и оставляя меня перед ним обнаженной. Практически беззащитной.
Мир затуманивается. С разведенными в стороны ногами жду, когда он снимет с меня последний элемент одежды. Жду, явно ощущая возбужденный до предела член внизу. Горячо. Распаленной кожей хочется потереться о него. Хочется. Податься соблазну. Забыть о чужой боли хоть на время. Забыться посредством секса, как делали это некоторые гости «Сладкого плена». Тамби не самый плохой вариант. Неторопливо расстегиваю пуговицы на его рубашке, открывая вид на рельефный живот.
Мучительно. Сладко. Тяжело противостоять. Прикусываю губу, ожидая. В предвкушении. Осторожным движением меня укладывают на кровать. Он разводит мои бедра в стороны, чтобы слегка отстранившись, одним быстрым движением стянуть белье.
— Как же давно я этого хотел, — шепчет он, пальцами проводя вдоль складочек, раздвигая их и раскрывая полностью. Вталкивает их внутрь. Легкий крик боли раздается в пространстве. — Тихо, тебе будет приятно, обещаю.
А-а-а-х. Комкаю простыню от напряжения. Так сумасшедше. Прямо сейчас я лежу здесь, в этой постели, которую ненавидела всем сердцем, под человеком, отец которого портил мне жизнь, готовая отдаться ему. Тамби ласкает клитор, размазывая смазку. Слегка сжимает его, вырывая тихий стон.
Миг.
Он останавливается, избавляя меня от ощущения легкого наполнения. Покидает мое лоно, чтобы снова резко ворваться внутрь. Болезненно. Остро. Приятно. Я тихо выдыхаю. То, что он творит кажется просто сумасшедшим. Почти сдаюсь, тая под ласками пальцев. Мышцы ног мелко дрожат, ниже живота загорается дикий огонь. Пружина выпрямляется, разнося былое хладнокровие вдребезги.
Тамби это тоже понимает, поэтому вынимает пальцы из все еще пульсирующей от полученного оргазма промежности. Придерживая мою коленку, достает из кармана защиту. Я уже понимаю, что последует за этим. Более темное и порочное.
Он возьмет меня здесь, прямо на кровати, где перетрахались сотни мужчин. А я позволю, подавшись обычному искушению. Представляя на его месте другого. Как обычные люди.
Мысль не понравилась.
«Забудьте об эмоциях, милая. Вы выше их», — я выше эмоций. Всегда была. Рупа научила меня всему тому, что приказала ей мама. И не проконтролировать обычную физиологию ощущалось слишком мелким по сравнению со всем остальным.
Это нужно предотвратить. Я уже принадлежала Грегори. Меня взял Даниэль, становиться теперь шлюхой для Тамби, тем самым, быть привязанной к этой семье навечно, не могла себе позволить.
— Лорд Дисад, если сделаете это, покажете слабость перед хозяином, — отчеканила мрачно.
Нахмурился, с недоверием изучая меня.
— Повтори, — приказал мрачно. Мысли зазвучали набатом.
— Он ищет ваши слабости, мой лорд, и если я стану одной из них, мне несдобровать, — подобрав чистую простыню, прикрылась той, не без удовольствия отметив промелькнувшее сожаление на лице Тамби.
Уселся с краю, уставившись на дверь, пытаясь игнорировать меня и желание, еще не смывшееся бурей разочарования.
— Он причинит тебе боль?
Подползла ближе по кровати, будто ластящийся кот, и положила руку ему на плечо в поддерживающем жесте.
— Он ищет ваши слабости, мой лорд, — сложно было говорить, придерживая простыню на груди. Ткань, готовая сползти в любой момент, раздражала. — Понимаю, что таковой не являюсь, — выдержала паузу, всхлипывая, но делая это так, чтобы не выглядело, как дешевая постановка в театре.
— О чем ты вообще?! — рыкнул Тамби и повернулся, схватив мои запястья одной рукой и притягивая к себе. — Сильвия, ты не понимаешь. Ничего не понимаешь! — не отпустил. Прижал крепко, невзирая на все-таки сползшую ткань, и небольно сжал затылок, успокаивая то ли себя этим движением, то ли меня. — Ты моя слабость, Сив, — усталость промелькнула в голосе. А в мыслях появился странный бунт. — Уже давно.
«Если попытаюсь когда-то избавить его от чувств, что с ним произойдет?».
Он обнимал меня, со странной нежностью поглаживая спину, накрывая губами лоб и шепча всякие приятности.
«Уже давно», — Тамби даже не мог себе представить, что я сделала бы с ним, позволь мне Грегори управлять им. Слабак! Если ты влюблен, восстань хоть раз, покажи себя. Нет, ничего. Он был таким же. Думал, что влюблен, возможно, видел что-то в этом романтичное, но я все знала. Все. Тамби Дисад никогда не мечтал меня освободить, он хотел того же, чего желали все мужчины.
— Он ищет ваши слабости, мой лорд. И если я стану одной из них…
— Ты уже…
Взмахом руки прервала его, дабы позволил продолжить.
— И если я стану одной из них, буду ненароком включена в игры великих умов. Боюсь, мне не достает для этого ни интеллекта, ни статуса, ни хитрости. Ана Зинар ему обо всем доложит, и вопрос времени, когда он явится сюда и прикажет за вами следить. Прошу, сделайте вид, что недовольны мной и уйдите. Молю. Ради нас, — посмотрела на него исподлобья, сжав кулаки.
— Сильвия, — уткнулся носом в макушку. — Сильвия, — тише протянул Тамби.
— Если мне прикажут следить за вами, я не смогу, — обхватываю его спину руками.
«Да, я здесь, малыш. Тебе ведь со мной хорошо. Защити меня».
— Никто не посмеет, — в теле проскользнуло напряжение.
— Ударьте меня, — попросила, поднимая на него взгляд, полный слез.
— Что!? — встрепенулся молодой человек.
— Если вы не сделаете, не поверят. Никто не поверит, я не хочу испытывать ту боль… — вовремя прикусила губу, умалчивая об истории с наказанием Грегори.
— О чем ты, говори немедленно! — Тамби встряхнул мои плечи пару раз.
— Не заставляйте меня, — молю.
Губы дрожали, слезы готовы были вырваться из меня, и я не остановила их. Тамби впервые увидел настолько яркую палитру красок на моем лице и в начале даже не поверил — уставился пристально, словно неведомую зверушку изучая.
