Как только за соглядатаем закрылась дверь, Чаю Тай, вне себя от возмущения, выпалил:
— Ну и выродок же этот Яо!
— Да, я не назвал бы его приятным человеком, — согласился судья. — Однако он достаточно смекалист и наверняка догадался, что я пошлю за ним наблюдателей. — Ди снова потянул себя за усы, потом вдруг спросил Чаю Тая: — Так с этими девушками-рабынями Ни все в порядке?
— О да, они счастливо отделались, — усмехнулся тайвэй. — Однако обе уже не рабыни, равно как и не девицы, если я правильно понял намерения Ни. Сдается мне, мореход, пережив потерю возлюбленной, при всей своей погруженности в тайны бытия наконец уразумел, что их сугубо духовные отношения себя исчерпали. А раз он, как говорится, человек свободный, топора бы сменить отеческую опеку более нежной. Особенно принимая во внимание, что эти спелые персики ничего так страстно не хотят.
Тао Гань, удивленный внезапным интересом судьи к близняшкам, спросил:
— Эти девушки каким-то образом связаны с убийством цензора, господин?
— Лишь косвенно, — ответил судья.
— Как могут эти красотки, пусть даже косвенно… — с негодованием начал Чаю Тай, но судья упреждающе поднял руку и указал на дверь.
Смотритель дворца впустил воинов при полном вооружении. Остроконечные шлемы и отделанные медью кольчуги указывали на то, что они — начальники сотни стражи. Оба они с трудом отвесили надлежащий поклон судье, и старший извлек из сапога внушительных размеров футляр с тяжелой печатью. Опустив его на стол, он почтительно пояснил:
— Послание достопочтенному господину доставлено по приказу Великого совета конным отрядом особого назначения!
Судья написал расписку, поставил печать и, поблагодарив начальников сотни, велел смотрителю дворца позаботиться о пропитании и размещении всего конного отряда.
Вскрыв футляр, он принялся читать длинное послание. Помощники с тревогой наблюдали, как их господин всё больше хмурится. Наконец он закончил чтение.
— Плохие вести. Очень плохие. Недуг Сына Неба усугубился. Лекари пребывают в страхе, что Великое Наследование «тянь минь» неизбежно. Госпожа собирает мощную группу сторонников, каковые поддержали бы малолетнего принца с тем условием, что вся исполнительная власть будет передана ей как Вдовствующей Императрице. Великий совет настаивает, чтобы о смерти цензора было объявлено официально, а его преемник — назван безотлагательно, ибо в противном случаете, кто верен закону, останутся без главной своей опоры. Поскольку дальнейшее промедление грозит самыми опасными последствиями, Совет предписывает мне оставить поиски цензора и как можно скорее прибыть в столицу.
Судья бросил письмо на стол, вскочил с кресла и принялся мерить шагами комнату, сердито потрясая рукавами халата.
Чаю Тай и Таю Гань озабоченно переглянулись. Оба не находили слов. Неожиданно судья остановился пред ними.
— Мы можем сделать только одно, — твердо заявил он. — Мера это отчаянная, но она оправдана острой нехваткой времени. — Он снова сел в кресло и, вцепившись в столешницу, склонился к своим помощникам. — Отправляйся в мастерскую буддистского резчика, Тао Гань, и купи там деревянную человеческую голову. Ночью ее надо будет прибить над воротами судебной управы, да повыше, чтобы снизу никто не смог разобрать, что это подделка. А под головой следует вывесить табличку с уведомлением, каковое я сейчас составлю.
И судья, не обращал внимания на расспросы двух друзей, обмакнул в тушь кисточку и поспешно набросал короткий текст. Затем он откинулся на спинку и прочитал вслух:
«Начальник столичного суда судья Ди, пребывая по делу государственной важности в Кантоне, обнаружил тело высокопоставленного чиновника, повинного в подлой измене. Упомянутый чиновник бежал из столицы, и за его голову был назначено крупное вознаграждение. После того как вскрытие показало, что преступник был отравлен, тело его предаю четвертованию, а голова выставлена на три дня для всеобщего обозрения как предписывает Закон. Неизвестному — кем бы он ни был, — покаравшему презренного предателя смертью, повелевается предстать перед вышеупомянутым начальником столичного суда, дабы получить в награду пять сотен золотых монет. Все совершенные дотоле преступления, помимо государственной измены, будут ему прощены».
Судья бросил бумагу на стол.
— Главный злоумышленник на это, разумеется, не клюнет, — вздохнул он. — Я рассчитываю на его ханьских сообщников, например на тех двоих мнимых стражников, что принеси тело цензора в Цветочную пагоду. Если сегодня ночью голова будет выставлена над воротами, мое воззвание оглашено по всему городу, можно надеяться, что один из подручных, увидев её рано утром, поспешит сюда прежде, чем хозяин успеет предупредить его, что это всего-навсего хитрая уловка.
Чао Тай глядел на судью с сомнением, однако Таю Гань одобрительно закивал.
— Это единственный способ быстро добиться результата! — воскликнул он. — У главаря должно быть не менее десятка приспешников, а столько золота им не заработать и за пять сотен лет! Да они побегут к нам наперегонки, чтобы получить награду!
— Будем на это уповать, — устало молвил судья. — Как бы то ни было, это лучшее, что я смог придумать. Поэтому принимайтесь за дело!
Глава 20
Чао Тая разбудил на рассвете заунывный голос мусульманского муллы, с вершины минарета призывавшего правоверных к утренней молитве. Тайвэй потер глаза. Спал он плохо, да еще разболелась спина. Осторожно проведя пальцем по распухшему горлу, Чаю Тай проворчал:
— Недосып и небольшая стычка — сущий пустяк для дюжего молодца сорока пяти лет, братец!
Как был нагишом, он вскочил с жесткой деревянной лежанки и распахнул ставки.
Сделав большой глоток прямо из носика стоявшего в корзине чайника, тайвэй прополоскал горло и выплюнул тепловатую жидкость в фарфоровую посудину, потом сонно заворчал себе под нос и снова вытянулся на лежанке, решив, что может еще немного вздремнуть перед тем, как отправиться во дворец.
Но только вояка начал снова погружаться в сон, как его поднял стук в дверь.
— Пошли прочь! — сердито крикнул он.
— Это я. Отворяй побыстрее!
Чао Тай узнал голос Зумурруд. Радостно ухмыляясь, он вскочил с постели, натянул штаны и отодвинул засов.
Девушка тотчас шмыгнула в комнату и заперла за собой дверь. Танцовщица с головы до ног была закутана в длинное синее покрывало, только глаза ее сверкали, как два драгоценных камня. Чаю Тай подумал, что она еще прекраснее, чем ему помнилось. Пододвинув гостье единственный стул, воин присел на край постели.
— Хочешь чаю? — нерешительно предложил он.
Зумурруд покачала головой и, оттолкнув стул, нетерпеливо бросила:
— Послушай, всем моим бедам настал конец! Теперь тебе не надо брать меня с собой в столицу. Сведи меня к своему начальнику, да поживее!
