Вдова разом обмякла в руках старосты, и тот ослабил хватку.
Теперь она опиралась на стол и смотрела на маленький гвоздь невидящим взглядом.
В толпе опять зашумели: люди впереди сообщали задним рядам, что им удалось увидеть, а кто-то выбежал на улицу, чтобы рассказать обо всем тем, кто осаждал здание у входа. Судья громко постучал по столу молоточком, призывая к тишине, и, когда шум наконец улегся, обратился к вдове:
— Ты признаешь, что умертвила своего мужа, вбив ему в голову железный гвоздь?
Вдова подняла голову. Она дрожащей рукой убрала прядь со лба.
— Признаю, — одними губами ответила она. — Признаю.
И тут же поползли шепотки по залу: те, кто расслышал, передавали ее признание задним рядам. Судья откинулся на спинку и молча ждал, пока наступит тишина.
— Суд готов заслушать твое признание, — сказал он.
Вдова машинально запахнула поплотнее накидку.
— Это было так давно… Какое это сейчас имеет значение? — пролепетала она, прислонившись к высокому столу и глядя в окно. Она простояла так долго, но в конце концов заговорила, и голос ее был тверд, а взгляд — ясен. — Мой муж, Лу Мин, был глупцом и тупицей. Жизнь с этим животным была мне ненавистна, я искала чего-то другого… Я родила ему дочь, но он хотел сына. И я поняла, что больше этого не вынесу. Однажды он пожаловался на боль в животе. Я дала ему крепкого вина, подмешав в него сонный порошок. Он уснул, а я взяла гвоздь, которым прокалывала дырки в подошве ботинок, и молотком вогнала ему в голову по самую шляпку.
— Смерть ведьме! — закричал кто-то, и к нему присоединились остальные. Настроенные еще несколько минут назад против судьи Ди, люди немедленно изменили свое отношение, и сейчас на вдову смотрела разъяренная толпа, жаждущая ее крови.
— Тишина! — Судья Ди ударил молотком по столу. Люди мгновенно замолчали: теперь на судью смотрели с прежним почтением и уважением.
— Пришел Кван, констатировал смерть от сердечного приступа, — продолжала вдова Лу. — Но за это он требовал, чтобы я стала его любовницей. Он-то считал себя знатоком древней магии, хотя на самом деле не знал практически ничего, кроме самых простых вещей. Так что, как только он подписал свидетельство о смерти, я порвала с ним. И вот я наконец оказалась на свободе… Однажды — это было где-то месяц тому назад — я упала и подвернула ногу у себя на крыльце. Мимо проходил мужчина, он увидел меня, помог мне подняться и войти в дом. По одному его прикосновению я поняла, какой огромной силой этот человек обладает. Именно такого мужчину я искала всю жизнь… Я пустила в ход все свои чары, чтобы удержать его рядом, но чувствовала сопротивление. И все равно, когда он ушел, я уже знала, что он обязательно вернется.
Сейчас, при этом воспоминании, к вдове вернулся былой румянец, и она заговорила оживленнее:
— И он вернулся — я победила! В этом мужчине пылало яркое, обжигающее пламя; он одновременно и любил и ненавидел меня, он ненавидел самого себя за то, что полюбил, и все же любил! Он любил меня! Нас свела сама судьба.
Она замолчала. Ее голова склонилась, голос снова стал тихим, печальным и усталым:
— Прошло немного времени, и я поняла, что теряю его. Он винил меня в том, что я забираю его силу, мешаю ему полностью сосредоточиться на борьбе… Он сказал, что нам нужно расстаться. Эти слова привели меня в ужас. Я не могла без него жить, он стал частью меня, частью моей жизни… И я пригрозила ему, что, если он оставит меня, я убью его, как убила мужа. — Вдова покачала головой. — Лучше бы я этого не говорила! Он посмотрел на меня так, что я поняла: все кончено. Теперь я должна убить его.
Я смешала ядовитый порошок с сухим жасмином и пришла к нему в баню, переодетая юношей-татарином. Я сказала, что хочу попрощаться, что не держу на него зла, и предложила расстаться друзьями… Он был как-то подчеркнуто вежлив со мной и ничего не сказал о том, что сохранит мою тайну. А когда он отвернулся, я бросила ему в чашку яд. Он выпил этот чай, а потом посмотрел на меня такими глазами… Попытался что-то сказать. Язык ему уже не повиновался, но я поняла, что он проклял меня. Для меня все кончилось. Ведь он был единственным человеком, которого я любила, единственным… И я убила его, потому что не могла иначе!
Вдова подняла голову и взглянула судье прямо в глаза.
— Я мертва. С моим телом делайте все что хотите.
Ее лицо изменилось прямо на глазах, и судью объял ужас. Глубокие морщины пересекли ее лоб, глаза затуманились, как будто она враз постарела на десяток лет. Теперь, когда ее дух был сломлен, от нее ничего не осталось — лишь оболочка, пустая окаменелая раковина.
— Прочитай вслух показания, — велел судья писцу. Староста передал бумагу вдове Лу, и она прижала к ней большой палец.
Судья Ди объявил заседание закрытым.
Глава двадцать четвертая
Судья Ди направляется на тайное свидание; он поднимается на Лекарский ХолмРаздались хлопки — сначала робкие, потом все сильнее и сильнее. В коридоре Ма Жун по-дружески ударил Цзяо Дая по плечу: ему захотелось как-то выразить свою радость. И даже скептик Дао Гань весело смеялся. Лишь судья был по-прежнему серьезен и бесстрастен.
— Тяжелый был день, — сказал он, когда все они зашли в кабинет. — Вы, ребята, можете идти отдыхать, а тебя, Ма Жун, я, к сожалению, отпустить не могу. Ты мне нужен.
Цзяо Дай и Дао Гань слегка удивились, но виду не подали и ушли. Судья Ди взял со стола письмо, которое писал в префектуру, разорвал его и выбросил клочки в огонь. Он молча наблюдал за тем, как горит бумага, и, когда от письма осталась лишь зола, повернулся к Ма Жуну.
— Ма Жун, переоденься в охотничий костюм. Потом спускайся во двор, я уже велел приготовить двух лошадей.
Окончательно сбитый с толку Ма Жун хотел было спросить, что все это значит, но по взгляду судьи понял, что вопросов сейчас лучше не задавать. И молча вышел.
Во дворе судья Ди взглянул на небо, густо затянутое облаками, и сказал:
— Лучше поспешить — скоро начнет темнеть.
Они выехали через задние ворота и направились по главной улице, причем судья специально закутал лицо платком так, что видны были одни глаза.
Несмотря на холодную погоду, на улице было многолюдно — вокруг лавочек, лотков и магазинчиков толпились люди, оживленно обсуждая последнее заседание суда. На двух всадников в капюшонах никто не обращал никакого внимания.
У городских врат судья Ди остановился и рукояткой кнута постучал в дверь сторожевого помещения. Навстречу ему вышел стражник, и судья попросил у него фонарик из промасленной бумаги.
Выехав за ворота, судья свернул налево. Снегопада больше не было, но небо стало постепенно темнеть.
— Далеко мы едем, ваша честь? — встревоженно спросил Ма Жун. — Как бы не заблудиться тут среди холмов!
