остановили, все замерли и ждали взрыва. Но взрыва фактически не должно было быть. Но инстинкт у людей сразу срабатывает все равно. Как сегодня помню: у меня перед глазами вся жизнь пролетела за секунду. Я всех родных четко увидел. Потом вечером с ребятами сидели и все говорили, что и у них такое было. Уже как бы попрощались с жизнью. Ребята же были городские, быстро уставали и еще ‒ жара. Мы ладно, деревенские, нам не привыкать. Это где-то было в мае 1982 года. Офицеры тоже перепугались. Кто-то из них сказал: "Если упал бы взрывателем в камень, то мог бы и взорваться". Если бы так случилось, нас бы до Луны отправили наши снаряды, рядом снарядов было несколько сотен. После этого случая мы уже осторожничали, чем черт не шутит. В этот день после всех этих передряг мы ужасно устали и еле добрались до месторасположения батареи, после чего без сил рухнули на свои койки. У нас в этот день был самый большой расход снарядов. Каждую машину заряжали не один раз.
Расскажу, как мы обустраивали свое расположение. В Шинданде все строили-строили и здесь опять стройка! Мы сделали свой заводик по производству кирпича из самана. Сложили из этого кирпича душевую, потом столовую и начали строить баню. Вот нам нужны были балки-перекрытия для бани. С Тарасюком днем мы ездили по территории полка и проводили разведку, как будто в медсанчасть, а сами смотрели, где что можно утащить. Разведали и выяснили, что от водокачки прокопали траншею и вдоль траншеи лежат трубы сваренные, отрезки по 30 и 40 метров, диаметром 76 мм. Мы это обсудили и решили утащить эти трубы. 7 ноября мы, более 15 человек, пошли в расположение МСП, слава Богу, было темновато. Мы подошли и взяли два хлыста: один попал 40, а другой ‒ 30 метров. Подняли эти трубы и пошли в сторону своей батареи, а это не меньше 500 метров. Думали, чтобы никто нас не видел. Быстрыми шагами пошли, спотыкаясь, дорога то неровная. Пришли, быстро скинули на траншею, которую нам выкопал экскаватор, когда мы прибыли сюда на новое место службы. Эта траншея по всему периметру, типа граница расположения нашей батареи. Все закурили и довольные стоим вдоль траншеи спиной к полку. Смеемся и курим, довольные. И вдруг резко сзади начали стрелять из автоматов. Сперва в небо, а потом и в нашу сторону и трассерами, и простыми. Нас, как будто ветром сдуло, и сразу над нами пролетели трассера. Еще доли секунды и нас бы просто расстреляли. Когда перестали стрелять мы вышли из траншеи и быстро сообщили в полк, что идет стрельба в нашу сторону. Надо сказать, что эту траншею некоторые использовали как туалет, но ни один из нас не «подорвался». Быстро мы трубы закидали землей на всякий случай, если приедут проверять. Оказалось, по нам стреляли танкисты, которые обкурились травки и решили пострелять ‒ отмечали 7 ноября. Они забыли, что мы там есть. Они по старой привычке думали, что никого нет. Дней пять подождали, было тихо, мы распилили эти трубы и положили как балки. Досок у нас было достаточно. Ящики от снарядов для «Градов» были отличным стройматериалом. Почти через сорок лет я узнал от двоих моих земляков, которые признались, что это был их взвод танкистов. Рассказывали, что так перепугались, боялись, а вдруг кто-то пострадал. Вот такая история была! Но зато такую баню построили, полковые офицеры просились в баню. Один день в неделю им давали попариться и помыться. Потом я на «ГАЗ-66» возил нового комбата, капитана Гитина Олега, а весной 1982 года меня перевели во взвод управления дивизиона, капитана Минина. Но все ровно постоянно с комбатом выезжал на своей «шишиге» (так мы между собой называли «ГАЗ-66»). По гарнизону (191-й мсп) разрешение было только у меня. За продуктами или в штаб.
Несколько раз без разрешения и без брони ездили в Газни в дуканы. Если бы узнали с полка командиры, то дисбат был бы обеспечен. Одна машина «ГАЗ-66», в кабине я (водитель), 2 офицера и в кузове три солдата. Вот так мы нарушали дисциплину и ни разу не попались. Рисковали, обошлось, нам просто повезло. На рынок ездили за кишмишевкой. Ребята после моего возвращения называли меня дураком, они были правы: туда с броней-то было соваться опасно. Никто мне не приказывал, а просто говорили: "Можешь съездить?" Мы же безбашенные, молодые были. Из-за этого меня комдив сажал на гауптвахту. Он нас, татар невзлюбил. Ну, мы ему тем же ответили.
Командиром нашего дивизиона был майор Загребин. Он потом нас троих друзей-земляков (с одного района Башкирии) специально в разные места отправил служить. Меня обратно в Шинданд в полк, Салимова Ильдара в Лашкаргах в четвертую батарею, а Сафиуллина Фагима в Газни оставил. Это он осенью 1982 года нас так разлучил. Но я-то, вроде, как и с повышением ‒ в батарею управления полка. А майора Загребина потом за нарушения сняли с должности и отправили командовать пушечным арт. дивизионом в другой полк. Для реактивщиков это как разжалование. А Гитин прибыл на место Ульянова комбатом. Просто оттуда быстро не уедешь. Ульянов пока передавал все дела, а Гитин прибыл только с Союза. Вот они и продолжали вместе командовать. А замполитом дивизиона к нам уже в начале 1982 года капитан Салихов прибыл. Мой земляк, он до нас служил на китайской границе. Когда с Ульяновым прощались, нас построили, и он подходил к каждому из нас, и мы обнимались, и он каждому находил добрые слова. У всех солдат на глазах были слезы, старались не показывать. Все в это время хотели, чтобы он не уезжал. Это был человек с большой буквы. Его солдаты полюбили еще больше, раньше, когда во время построения он нам что-то говорил, а беспардонный Загребин начал встревать. Ульянов его культурно остановил и сказал, что он здесь пока комбат, и он отвечает за все.
У нас с шестой батареи ребята обижались на полковых. Сколько ребят не получили свои заслуженные медали. Один только Юра Наговицын при мне три раза на «Урале» подорвался на мине. С ним рядом всегда был Гриша Шарапинский. Много там у нас было таких ребят. Я с ними общаюсь, у них обида до сих пор на командиров, которые лишили их заслуженных наград.
Как вернулся в полк, первое время на БТРе ком. полка ездил, пока
