любуюсь его ямочками.
Я фыркаю и закатываю глаза, потому что не люблю ждать чего-то неизвестного. Напротив, Яспер наслаждается предвкушением. Чтобы не доставлять ему еще больше удовольствия, я прекращаю задавать вопросы.
Мы поднимаемся на лифте, потом по лестнице – и тайна раскрывается сама собой. Я стою на открытом верхнем ярусе парковки и смотрю на старый город, раскинувшийся у моих ног. Миниатюра для нас двоих. Больше здесь никого нет. Всего несколько машин, и Яспер обнимает меня сзади, как будто боится, что меня сдует ветром. Я делаю глубокий вдох и наполняю легкие прохладным весенним воздухом Любека. Как бы мне хотелось затаить дыхание и забрать этот воздух с собой в ЛА, на память. Но вместо этого я медленно выпускаю его и смотрю на множество мелких оранжевых крыш. Мой взгляд устремляется вдаль. С севера на юг. От начала до конца острова, на котором расположен старый город, обрамленный рекой Траве на западе и каналом на востоке. Задумчиво улыбаясь, я перевожу взгляд с башни на башню и тихо насчитываю все семь.
– Что ты говоришь? – хрипло шепчет мне на ухо Яспер, и от его шепота по телу пробегает дрожь.
– Почему мы раньше здесь не были?
– Потому что на TripAdvisor таких советов не сыскать. Чтобы найти эту неповторимую смотровую площадку, я проштудировал все туристические блоги и форумы.
– Здесь так здорово! Спасибо.
– Вообще-то специально для тебя я заказал оранжево-красное небо, но солнце отказывается сотрудничать и прячется за облаками, – шутит он.
Я запрокидываю голову, поднимаю лицо к пасмурному вечернему небу и шепчу:
– Вот зараза, испортило нам всю картинку. – Ничего. Никакого мерцания. Ни цвета. Все вокруг серое. – Может быть, то, что солнца нет, плохое предзнаменование? – Я разворачиваюсь к нему и шепчу: – Знак, что мне нужно остаться здесь.
– С каких это пор ты веришь в приметы?
– С тех пор как боюсь принять неверное решение.
Яспер сглатывает. Его большой палец нежно скользит по моему подбородку, по нижней губе, после чего он поднимает мою голову и заглядывает мне в глаза.
– Не искушай меня отговаривать тебя от поездки, Оби. Я не хочу, чтобы ты уезжала. Ты это знаешь. Но я не могу принять это… решение за тебя.
– Знаю. И я через это пройду. Я должна. Но мне страшно. Я не знаю, что ждет меня в ЛА. Боюсь, что Тереза вообще не захочет, чтобы я у нее жила. И я не представляю, как продержусь без тебя так долго.
– Тогда позволь мне поехать с тобой. Позволь быть рядом. – Яспер привлекает меня к себе. Вот по чему я буду скучать больше всего: по его рукам, которые обнимают меня и прижимают к себе. – Тебе не обязательно проходить через это в одиночку, Оби.
От его тихого голоса у меня на глазах слезы.
– Нет, обязательно. Мне нужно отправиться в это путешествие в прошлое так, чтобы его не сопровождало ни мое настоящее, ни мое будущее. А это ты, Яспер. Ты – мое сегодня и мое завтра, в которое я вернусь, как только оставлю прошлое позади. Ты – мой дом. – Я прижимаюсь мокрой щекой к его груди. – Твое сердце – мой дом.
«Мое сердце – твой дом». Эту фразу он впервые произнес несколько недель назад. И я ее никогда не забуду. Никогда в жизни.
– Обещай, что через четыре месяца вернешься домой. – Я энергично киваю. В этом нет ни малейшего сомнения. – Обещай, что мы будем поддерживать отношения на расстоянии, не теряя друг друга из виду.
– Обещаю, – рыдаю я и требую взамен: – Пообещай, что не забудешь меня и… и никем не заменишь.
Яспер берет руками мое лицо и растерянно смотрит на меня. В его глазах блестят слезы.
– Нет никого лучше тебя, Оби. Ты – все, чего я хочу и когда-либо захочу. Или ты, или никто.
– Или ты, или никто, – тихо вторю ему я.
– Только подумай: что такое четыре месяца? – Его голос звучит решительно и твердо, но он судорожно сглатывает, и я понимаю, что он из последних сил сохраняет самообладание. Что ему тяжело меня отпускать. И когда по его щеке скатывается слеза, это разбивает мне сердце. Мы столько раз об этом говорили! Чем ближе день моего отъезда, тем чаще. Но чтобы Яспер плакал – такое я вижу впервые. И за это я люблю его еще больше, если такое возможно. Он не скрывает от меня своих чувств, не пытается их умалять. Он никогда так не делал.
Я встаю на цыпочки и покрываю поцелуями его колючую щеку. Провожу губами влажную дорожку к уголку его рта и шепчу:
– Я люблю тебя, Яспер Бенедиктус Петерсон.
– Я люблю тебя, Обиома Калла Обафеми. Моя Оби. – Ласковое имя, которым меня называет только он, стихает, когда мы, обливаясь слезами, целуем друг друга на парковке под грозовыми облаками. – Мы отрываемся друг от друга и жадно глотаем воздух, и он мягко меня отталкивает. Ровно настолько, чтобы залезть в передний карман толстовки и что-то оттуда вытащить. – У меня для тебя кое-что есть.
– Что же?
– Подарок. И три вещи, которым ты обрадуешься. – Яспер передает мне серебряную цепочку с круглым кулоном.
– Это… это амулет? – сдавленным от слез голосом произношу я.
– Да. На оборотной стороне я кое-что выгравировал.
Я переворачиваю украшение и вытираю глаза, чтобы разглядеть надпись: «Мое сердце – твой дом».
– Яспер… – это все, что я могу произнести дрожащими от волнения губами.
– Открой, – тихо приказывает он.
Мои пальцы дрожат так, что это занимает целую вечность. Когда мне, наконец, удается открыть крышку, из груди вырывается то ли смех, то ли плач. Внутри амулета вместо фотографии – крошечный сложенный лист бумаги. Что-то вроде записок, которые мы тайком писали друг другу на уроках в школе и которые до сих пор подсовываем друг другу. Чтобы сказать «Я тебя люблю», пожелать хорошего дня, сделать комплимент или в качестве первого шага сближения после глупой ссоры. Таких записок у нас уже целая коробка. Я разворачиваю ту, что у меня в руке.
1. Эпическое воссоединение.
2. Экскурсия по переулкам и дворам.
3. Ночь, в которую мы наверстаем все предыдущие ночи.
– А можно изменить последовательность и третий пункт сделать первым? – хрипло спрашиваю я.
– Я надеялся, что ты это предложишь, – отвечает Яспер и тихо смеется.
28
Яспер
Настоящее
Я прибываю на парковку ровно в три часа дня, как и договаривались. Каллы еще нет. Но этого следовало ожидать. Ей редко удается прийти вовремя. Сейчас это для меня скорее плюс. Я так нервничаю, что ощущаю пульсирование на кончике языка. Я сотню раз прокрутил в голове все, что собираюсь сказать. Каждое предложение. Каждое слово.
В течение полугода после разрыва я часто приходил сюда и разговаривал сам с собой. Кричал на Каллу, проклинал ее. А еще себя и тот проклятый день, когда позволил ей сесть в самолет. И теперь, когда пришла
