Она отпустила котенка и чуть ли не подбежала к нему.
— Бредни, говоришь? — фыркнула она. — Тыпомог спрятать моего младенца, Аарон Ли, а теперь говоришь, что это бредни?
— Твой младенец умер, — огрызнулся Аарон, и двастарых человека яростно уставились друг на друга. — Разве ты до сих порэтого не поняла?
Она вцепилась в его одежду. От резкого движения брызгиталого снега разлетелись по комнате.
— Мой младенец никогда не умрет, — крикнулаона, — и ты знаешь это. Поэтому ты и ненавидишь меня. — Но тут как-товдруг ее поведение изменилось. — Ты прав, Аарон, — забормоталаона. — Да, да, ты прав. Дай мне твою постель, в которой спать, и твоютарелку, из которой есть, и однажды я дам тебе еду и постель в доме, лучшем,чем этот. Но сначала поцелуй меня, Аарон, и я никогда не пошлю Стивена вырватьу тебя из глотки тайну могилы, в которой вы похоронили его. Поцелуй меня,Аарон.
Аарон Ли порывисто встал и наступил на котенка, деловитообнюхивавшего его ноги. Котенок взвизгнул; Аарон оступился и едва не упал. Оняростно обернулся и пнул котенка ногой так, что тот отлетел к противоположнойстене.
— Выброси его! — завопил он. — Вышвырни егона улицу. Кто его приволок? Стивен, поймай эту тварь и выброси за дверь.
Молодой человек, который все это время тупо подпирал стену,следя глазами за Джоанной, нерешительно шевельнулся. Джоанна не подала емузнака, и он, в один шаг оказавшись у стены, поднял котенка, совершенноскрывшегося в его огромных ладонях.
— Что мне с ним делать, бабушка? — гулким басомспросил он.
— Выкипи за дверь! — приказал Аарон.
— О нет, не надо, не выбрасывай его в снег, —сказала Джоанна. — Это такой ловкий маленький кот. Он очень маленький, новсе сначала бывает маленькое. Он вырастет, вырастет. Пусть он спит на моемодеяле, Аарон; кошки чувствуют кровь и садятся в круг около тайного места,ожидая Бога. Ты когда-нибудь видел, какими глазами они смотрят на тебя, когдаты тасуешь карты? Видел маленькие зеленые глаза и маленькие царапающиесякоготки? Дай его мне, и он будет спать, пока не придет должный час.
— Да ни один кот и близко не подойдет к твоим вонючимтряпкам, — сказал Аарон, тщетно пытаясь воззвать к здравому смыслу. Ностаруха, не слушая его, подозвала Стивена и забрала у него котенка. У нее наруках он завозился и даже мяукнул разок, но вырываться не стал. Джоанна поднеслаего к глазам, рассматривая и приговаривая что-то, а он уставился на нее вответ. Примерно с полминуты они смотрели друг другу в глаза, потом Джоаннасказала:
— Покажи, где я буду отдыхать, Аарон. В этот моментвернулась служанка. Аарон переговорил с ней и бросил Джоанне:
— Иди с Анабель, она проводит тебя, — и обратилсяк Стивену:
— А ты иди со мной. Тебе дадут вытереться и перекусить.
— Ах нет, пусть Стивен спит в одной комнате сомной, — воскликнула Джоанна, — мы так привыкли, нам не по себе, когдамы врозь. Стог сена или погост, королевские покои или каменоломня — нам всеравно, раз Стивен сторожит, пока я дремлю, а я бодрствую, когда он спит. Воттолько он не умеет видеть мои сны. Я-то могу видеть его, но там только вода,ветер и огонь, и все это на земле, скрытой от других до прихода Горa.
С этим именем на нее снизошел покой; она прижала котенка кщеке и стала что-то напевать ему, идя за недовольной Анабель.
Стивену действительно дали «перекусить», но его не было зазапоздалым суматошным ужином, на который вскоре собрались Аарон, Сибил и Ральф.Аарон пробормотал что-то насчет вероятной занятости Генри и, казалось, принялкак должное отсутствие Нэнси, пожелавшей остаться в постели после всехпереживаний. Сибил подумала, что Нэнси возмутила бы подобная трактовка событий,но в тот момент даже Сибил не до конца осознавала нависшую опасность. По словамНэнси, Генри напустил бурю на Лотэира, воспользовавшись какими-то магическимиприемами с картами Таро. Но и Нэнси не знала, а значит, не могла рассказать Сибил,о последовавшем вскоре после этого разговоре Генри и Аарона. Генри, очнувшись узапертой двери на террасу, увидел над собой лицо деда. Когда Аарон узнал ослучившемся, то отшатнулся, потрясенный.
— Но тогда, — запинаясь произнес он, — мы несможем остановить ветер, — и лицо его побелело. — Мы все погибнем.
— Да, — сказал Генри, — и это конец всемнашим ожиданиям.
И он отправился в свою комнату сидеть в темноте и размышлятьо рухнувших надеждах, ожидать конца, который наступит, когда сила выпущенных наволю стихий ворвется в дом, и просидел так до самого прихода Нэнси. Но Аарон вглубине души не верил в подобный конец: такого просто не должно быть. Что-тообязательно произойдет, какой-нибудь невероятный случай спасет их. Он никогдане придавал значения вторжениям Генри в сферы стихий, так что Генри вполне могошибаться. Древние рукописи говорили о подобных возможностях, но и рукописимогли ошибаться. Они с Генри задумывали уничтожить гостя, исходя изпредположения, что рукописи говорят правду, но буря могла подняться и сама посебе, Кенинсби вполне мог спастись; в обычную метель так бы скорее всего ислучилось. Лотэйр Кенинсби не мог уйти слишком далеко, и вряд ли ему угрожалочто-нибудь серьезное — если только снег и ветер не искали именно его. Ну а разтак, если все обойдется, значит, карты Таро и фигурки не обладают силой сами посебе, а являются только пассивным отражением универсальных мировых законов, иих тайна — только тайна знания и пророчества, а не созидания и управления.Тогда их гость вернется домой благополучно, да и всем остальным едва личто-нибудь угрожает.
Жаль, если часть карт действительно пропала. Это катастрофа:теперь никому уже не разгадать смысл танца. Предсказание судьбы уже никогда неподнимется до науки мудрости. Но сам он уцелеет. Годы упорных занятий отчастипошли прахом, но сам он уцелеет. На краю полного уничтожения Аарон отчаянносопротивлялся гибели. Он потребовал знака, и знак был явлен. Лотэйр Кенинсби,чуть не падая от усталости, вошел в гостиную, и Аарон, увидев его, вздохнул соблегчением. От карт он бы не ушел. Значит, метель — явление естественное, онапрекратится сама.
Успокоившись, он даже не стал сдерживать перед Джоаннойзастарелые ревность и ненависть. Много лет назад фигурки стали егособственностью. Они с отцом благоговейно достали их из большого круглогосеребряного ларца — всего около шести дюймов в высоту, но очень широкого. В немвеками, укрытая тряпьем и рухлядью, кочевала на телегах по миру сокровеннейшаятайна цыган. Немногие из бродячего племени знали о ней. Давным-давно жил насвете умный, пытливый цыган, удостоенный посвящения то ли где-то на Востоке, толи в одной из лож Европы. Кто он был — египтянин, иудей, еретик-христианин изпавликанцев, боголюбов, несториан — никто не знал. А может, он жил еще дальше,в окруженной песками Абиссинии; на это намекали странные фигурки-символы, несоотносившиеся ни с одной известной традицией. Они казались узнаваемыми, нооставались чужими, видимо, они существовали еще до появления большинствацерквей и сект. Тот, кто создал эти фигурки вместе с листами раскрашенногопапируса, соответствующими семидесяти восьми ступеням познания, полюбовался набесконечный танец, спрятал все в ларец и отправил в бесконечное странствие. Онсложил карты Таро в определенном мистическом порядке, каждая из них быланезримо связана с движениями более могущественного золотого оригинала, а тот, всвою очередь, отображал один из планов бытия.
