всех на хлебные места пристрой. Теща все время пилит, что я такой пост занимаю, а семье от этого никакой пользы. «Как никакой, Роза Альбертовна? По десять квартир в Москве имеете и за рубежом! Выбираете, в какую вашу машину водителя посадить. “Мерседес” за машину не считаете: “Все на них теперь ездют!”». А, – махнул он рукой, – разве они оценят! Давай и давай! Пилят и пилят! Ну, думаю, вот на это еще чуть-чуть, а потом баста. Так нет, столько соблазну! А потом, когда деньги сами в руки идут, что же отказываться? Другие-то вон…
– Да, Лев, тяжело тебе, жаден ты, – встал с тренажера Добывайло. – Я, конечно, тоже не без греха. Но все же, Лева, о потомстве своем в другой перспективе думаю. Что им после нас останется? Я не швейцарские банки имею в виду. Не личные счета и не резиденции-хрененции, а страну. Как бы не вымерзли все к эбене матери, после наших-то забот!
– А уж это, Владлен Демьянович, ваша забота! – поджал губы Лев, пожалев уже о порыве откровенности.
Добывайло пошел качаться, а на велосипед подсел мокрый после тренажера по гребле Незванный. Он, видимо, так и не догреб до нужной кондиции, все еще кипел и пыхтел, как паровоз.
– Слышал, как он меня сегодня? – спросил он Льва Борисовича о Петре. – Сколько же мы, Лева, терпеть этого выходца с того света будем?
– Сколько прикажут, столько и будем, – Завистный заосторожничал на всякий случай.
– «Я, – говорит, – свою мечту осуществить хочу. Объединить Россию системой каналов, чтоб любую перевозку в любую точку страны дешевле сделать, и заодно плотины везде понаставить, чтобы электричество дешевле стало». – «Так оно, – говорю, – у нас и так, Петр Алексеевич, дешевле, чем во всем мире». Так он как кулаком по столу хряпнет! Как глаза на меня выпучит, а у самого – как будто тик на лице, так и дергается. Страшен был в этот момент, я тебе скажу. Думаю, сейчас разорвет. Обошлось, заорал только: «Самое дешевое в мире. Дармовое! Почти дареное!
Государство из своего кармана разницу эту доплачивает! Из государственной казны! О которой ты, сукин сын, заботиться поставлен!» – Обидно, Лева, мы же государственные мужи, государственная неприкосновенность у нас, а этот того и гляди скоро руки распускать начнет!
Лев Борисович ничего не ответил и вредненько похихикал про себя: «Ну, теперь ты помучайся, что поделился!» – и отвернулся, показывая, что он больше разговаривать не настроен.
* * *
И потянулись к Президенту жалобщики. Толпились в коридоре, ожидая своей очереди и вытирая платками разгоряченные лица, вновь и вновь обсуждали обиды.
– Все с ног на голову перевернул, – жаловался Скопидомок. – Не нравится ему, что рубль за рубеж плывет, а нам что, это нравится? У меня самого, может, душа болит, но что поделать, сейчас туда, потом обратно будет.
– За грудки меня трепал, порвал пиджак, между прочим «Дольче и Габбана», – жаловался Горемыко, ответственный за отечественную промышленность. – А что, я виноват, что народ зарубежные товары предпочитает!
Приглашенные в кабинет Президента первым делом спешили пожаловаться.
– Не слишком ли много он на себя берет?! – возмущался Незванный. – Виктор Александрович, что же это такое? Орет на ответственных лиц: «Жаль, говорит, что сейчас в харю не бьют!» Не то время, чтобы так с образованными людьми разговаривать! Мы ведь избранные народом, уважаемые люди, а он кулаками машет! И вообще, кто он такой?! Вы же Президент! Нам другого не надо! А он вообще уже умер!
Виктор Александрович, который уже был наслышан о случившемся, качал головой.
– В харю, говоришь? Да, это нехорошо! Несовременно, конечно! Особенно людей уважаемых и народом избранных! – Что-то в его тоне насторожило Незванного, и он встал в защитную позицию. – Но только кто выбирал-то? Валентин Геннадиевич! Будем откровенны. Вы думаете, я не знаю, как обильно смазывали ваши выборные сани вы и те, кому ваша кандидатура была выгодна?
Незванный часто-часто заморгал, а затем воинственно выставил ногу вперед.
– Да, меня поддерживали и поддерживают влиятельные люди, – он независимо вскинул голову.
Президент уловил намек. Он всегда подозревал, что Незванный – ставленник семьи.
«Не время еще», – подумал про себя Президент и нейтрально кивнул.
– Идите работайте, Незванный.
И впервые Валентину Геннадиевичу показалось, что это не фамилия его прозвучала, а оценка, характеристика, клеймо!
После его ухода Президент пустился в размышления: «Круто берет Петр Алексеевич! Мчится вперед без разгона, с места в карьер! Перессорит меня со всеми! Не так надо сейчас с людьми разговаривать! Горлом да кулаками много не изменишь. Все гордые, и, главное, за всяким… кто-то стоит! Разворотит он мне весь этот улей, а не рано ли?.. – Президент вздохнул и потер виски. – А ведь он, наверное, единственный человек, у кого голова занята только интересами страны и свои личные выгоды отсутствуют. Он единственный, кому не надо ни на черный, ни на белый день копить, и ни о своем будущем, ни о детях, ни о внуках думать. – Виктор Александрович усмехнулся. – Парадокс. Чтобы лучше всех править, надо умереть!».
* * *
Наслушавшись ябедников, Президент спал плохо. Лишь под утро забылся недолгим сном. И привиделось, что он на недавнем приеме в Кремле. Будто сидят они с Петром за накрытым столом, и тут звучит голос Надежды Бапкиной.
– Меня попросили подготовить вам сюрприз. Попрошу всех оторваться от застолья и взяться за руки. А многоуважаемых Петра Алексеевича и Виктора Александровича подойти ко мне.
Президент отметил, что давненько им никто не руководил!
Он вышел из-за стола и с интересом ждал, что же придумала для них певица. Вышел и Петр.
Остальные тоже стали подниматься, и столы опустели.
– Мы будем с вами играть в «Путаницу», – озадачила всех Надежда Бапкина.
– Это то, что сейчас в стране происходит? – послышался чей-то громкий шепот.
Президент, который и во сне продолжал оставаться главой государства, оглядел всех, но говоривший пожелал остаться неизвестным, затерялся среди людей.
Певица попросила гостей взяться за руки и образовать два круга. Затем она показала, как надо запутываться, не разрывая рук. Разрешалось перешагивать через сцепленные руки, проходить под ними, как под воротами, и тянуть всю идущую за тобой цепочку.
Петр и Виктор Александрович стояли спиной к залу, но при этом как-то видели все, что происходило.
«Ну да, я же во сне!» – нашел, наконец, объяснение Президент, продолжая наблюдать кучу-малу у себя за спиной.
Кавалеры услужливо приседали перед дамами, помогая им перешагивать. Николай Гермогенович, который и во сне вызывал у Президента оскомину, неловко завалился прямо на Светлану, пышнотелую жену Лавра Семеновича. Та беспомощно болтала ногами, а в
