только смотрит на меня с хитрым прищуром и вскидывает подбородок — мол, сам подумай. Тут я начинаю припоминать. И правда, как я раньше не понял. С первого дня, когда я начал работать учителем, я начал сталкиваться с ситуациями, которые уже проживал, только в другой роли. Тот мальчик, которого загнобила учительница и одноклассники так, что он и слово боялся сказать на английском… У нас в школе тоже был такой. И хотя мне было его жаль, я боялся заступиться за беднягу, боялся, что и мне достанется, поэтому смеялся за всеми. Также было и когда Ден жаловался на своих младших и рассказывал, какие козни им учинил. Вместо дельного совета я поддакивал ему. А потом эта ситуация со сводными братьями здесь. Что касается мужчины в подворотне, которого я счел за пьяницу, если не принимать буквально, то так таких было миллион — людей, которых я осуждал за неподобающий вид или поведения, проходил мимо, хотя, вероятно им просто была помощь. Мистер Дарси… Раньше люди с подобными особенностями вызывали у меня лишь брезгливость, а здесь этот человек стал для меня лучшим другом, у которого я еще и совета спрашивал. Пожилая леди на улице, оскорбивший меня прохожий, соблазнительница… Ситуаций было много, всех не упомнить. Но здесь я впервые проникся кем-то так сильно, впустил Джуди в свое сердце. И чтобы понять, насколько она мне дорога и вернуть ее, мне пришлось самому стать девушкой и многое осознать. А сейчас выясняется, что она даже не совсем человек.
— Что с нами будет теперь?
— Теперь ты можешь вернуться домой.
— То есть, если пройду все испытания, смогу вернуться и жить как раньше, со здоровой ногой? — радостно вопрошаю я, но тут же добавляю уже несколько встревоженно. — Мы же еще увидимся? Ты сможешь пойти со мной, Джуди?
— Ммм, не уверена… Но ты точно сможешь вернуться.
— Тогда я не хочу. Я останусь здесь, с тобой.
— Не знаю, возможно ли это, — говорит она горько.
— Просто вернуться? Тогда в чем смысл Четтервиля? Для меня ведь ничего не изменится…
— Лео, нет никакого Четтервиля, этого места не существует. Не для людей. Это просто иллюзия, сотканная из когда-то увиденного тобой, прочитанного, из твоих мечтаний и снов…
— И ты тоже иллюзия?
— Нет, не совсем. Как же тебе объяснить… Я часть этого мира, а ты нет. Есть еще много таких миров, куда открыт доступ хранителям, но не людям. Твое существование здесь — лишь небольшой отрезок из созданных специально для тебя событий, уроков и испытаний. Ты прошел их.
— Не важно. Я готов проживать этот отрезок хоть миллион раз, лишь бы оставаться с тобой.
— Даже если Четтервиль удалось бы зациклить, ты вскоре пожалел бы о своих словах. А я не смогла бы быть с тобой по-настоящему, превратилась бы только в заевшую кинопленку, картинку, которую ты пересматриваешь, пока реальная я живет дальше в других иллюзиях. И однажды ты бы понял, что выбрал самообман. Но вряд ли и это возможно…
— А если бы я не прошел испытания?
— Не вернулся бы. Но я не могу быть уверенной, что это испытание было последним. Решать только мэру.
— Этому мальчишке?
— Внешность ничего не значит. На этой должности он уже две тысячи лет.
Мои глаза на миг округляются и я теряю дар речи. Но нужно вернуться к сути.
— Так если я все-таки не хочу возвращаться?
— Ты не понимаешь. Ты не вернешься домой, но и не останешься здесь…
— И что тогда будет? Я умру?
Она молча сглотнула. Я вскакиваю и нервно хожу по комнате, взъерошивая волосы.
— Что за бред? Какой же это тогда второй шанс? А если мы просто сядем в машину и уедем отсюда так же, как я приехал?
— Ты сюда не приезжал…
— Да как это не приезжал? Когда я проснулся дома и увидел договор на тумбочке, я собрался и сел в машину, вон она, возле изгороди… — я подбегаю к окну, чтобы показать, но там пусто.
— Нет никакой машины, и договора тоже нет, ты даже не возвращался домой… — Она с досадой качает головой. — Лео, в баре ты вдрызг надрался, а на выходе поскользнулся на ровном месте, упал и ударился головой о ступени… Сейчас ты лежишь под аппаратами, ты в коме. И выхода у тебя только два — очнуться или уснуть навсегда… — Она замешкалась. — И я даже не знаю, что со мной будет за то, что я тебе это говорю…
— Нет… нет… ты же шутишь… правда?
Джуди лишь испуганно таращит глаза. В них читается неподдельный животный ужас и что-то еще, от чего больно сводит живот — мне кажется, что это жалость.
— Но… Но я хочу попытаться пойти за тобой. Только точно не знаю как. Не знаю, получится ли.
— Мэр ведь говорил тогда, что твоя мама любила смертного. Расскажи, что случилось с ними.
— Да, это так. Но я не много знаю. Только с ее слов. Знаю, что любовь была такой сильной, что они не хотели расставаться даже когда человек прошел свои испытания. Мэр не хотел, чтобы она сбежала, считал это блажью, временным помешательством, поэтому даже скрыл от нее результаты. Когда проход открылся, она не знала, пойдет тот человек снова в жизнь или в смерть, но все равно пошла за ним. Они договорились держаться за руки. Его затянуло первым, когда в мире хранителей осталась видна лишь кисть, он разжал руку.
— Так грустно… И что стало с ней?
— Она всю жизнь тосковала о нем. Считала, что их насильно разлучили. Хотя я считаю, что человек просто предал ее — сам отпустил руку, когда понял, что возвращается в жизнь. Мэр видел ее печаль и для утешения дал ей семью. Устроил их встречу с отцом, тоже хранителем, потом появилась я. Думаю, отца она никогда не любила, но с моим появлением на время снова расцвела. А когда я стала достаточно взрослой и самостоятельной, чтобы исполнять долг хранителя, мы почти перестали видеться. Она вновь зачахла и в один день… — Джуди тяжело вздыхает. — В один день, когда проход открылся, она нырнула в смерть за одним очень плохим человеком. Она просто хотела исчезнуть. Я должна была больше заботиться о ней, давать ей больше тепла. — На глазах Джуди выступили слезы, она всхлипнула. — А я только злилась, что мама никак не может его забыть. Но и она… Как она могла бросить меня?
— Ты не виновата. Ты не отвечаешь за поступки людей. И за ее поступки тоже.
— Ты ведь не разожмешь руку? — Она смотрит на меня с надеждой влажными глазами.
Она пахнет дождем, грозой и сырыми листьями. Я еще никогда не видел ее такой разбитой. Но разве можно так
