подъезд и закрыть за собой дверь с кодовым замком. Ну а после этого можно будет пожаловаться матери, что за ней таскались какие-то три утырка, и пусть вызывает Усачева…
У нее вроде как все должно было получиться – и не получилось. Поднявшись на площадку, Рада увидела, что ее ждут еще трое – в арке, перекрывая путь. Не те же, что шли за ней, шаги тех она уже слышала на лестнице. Еще трое. И прохожих поблизости теперь не было.
Она знала, что успеет закричать – и знала, что ей это не поможет. Ее вот-вот должны были окружить, оттащить к дороге, никто бы не разобрался, что ей нужна помощь. А если бы и разобрался, кто решился бы помочь? Кто в одиночку выступил бы против шестерых здоровых лбов?
Раде только и оставалось, что бежать. Или сдаваться – но сдаваться она не привыкла. Прежде, чем ее преследователи успели сомкнуть вокруг нее кольцо, она бросилась влево, туда, где был спуск с наблюдательной площадки. Бегала она неплохо, да и дворы знала лучше них. Она убеждала себя, что этого будет достаточно.
Она пересекла площадку, спустилась вниз по заросшему травой склону, едва удержавшись от падения. Можно было бежать во дворы, однако Рада слишком хорошо понимала, что сейчас там будут в основном мамы и бабушки с детьми. Или офисные сотрудники, которые при ее появлении закроются в своих машинах и откажутся выходить.
Так что она предпочла перебежать дорогу к одичавшему саду, теперь больше похожему на молодую рощу. Дальше, над вершинами деревьев, поднимались золотые купола церкви, к которой и спешила Рада. Если ее преследует нечисть, на территорию храма они не зайдут, даже за забор не сунутся. Если же для ее поимки наняли людей, в церкви хватит прихожан, готовых за нее заступиться, там и милиция может дежурить.
Поэтому ее главной задачей сейчас было добраться до церкви – что уже оказалось непросто. Рада слышала, как сигналили машины у нее за спиной, совсем близко. Получается, теперь те шестеро гнались за ней без стеснения. И, сворачивая в густую завесу зелени, она увеличивала опасность для себя – зато уменьшала для всех остальных, для людей, не имевших к миру нечисти никакого отношения. Это тоже было важно.
У нее все могло получиться. Рада не проходила такую подготовку, как градстражи, но в спортзал наведывалась регулярно, у нее все было в порядке и со скоростью, и с выдержкой. Она надеялась, что этого будет достаточно, пока не споткнулась о скрытую в траве ветку – и не упала.
Падение было болезненным, но не опасным. Рада всего лишь ободрала руки, ничего не сломала, однако она вытянулась во весь рост на траве и быстро подняться не смогла. А потом это стало бессмысленным.
Ее окружили со всех сторон, так, чтобы вырваться она точно не сумела. Ее преследователи не запыхались – и они не злились. Они, совершенно незнакомые ей, смотрели на нее с полным равнодушием. Это было странно… Нет, Рада не жаждала их гнева, ей точно не хотелось, чтобы на нее орали или били ее. Но почему они вообще никак не реагируют? И… значит ли это, что они с таким же полным безразличием сделают с ней что угодно?
– Поднимайся, – велел один из них. – Нам пора.
– Я никуда с вами не пойду! – заявила Рада.
– Ты отправишься с нами. От тебя зависит лишь то, в каком ты будешь состоянии.
И снова это абсолютное, непробиваемое безразличие. Нет, они точно не люди… Вот только кто? Никаких черт нечеловеческой природы они не проявляли. Оглядывая их внимательно, Рада заметила у трех одинаковые татуировки в виде стилизованного изображения колосьев. Еще трое пришли в байках с длинными рукавами, рассмотреть их руки Рада не могла.
Да и то, что она увидела, ничего для нее не меняло. Память сквозь панику шептала ей, что татуировка с колосьями может иметь очень важное значение. Однако Рада сейчас была не в том состоянии, чтобы раздумывать над этим. Ей нужно было найти правильные слова, чтобы сохранить свободу, а она просто не могла, горло словно клещами сдавило, ей становилось трудно дышать…
– Я бы спросил вас, что здесь происходит, но, думаю, это и так очевидно.
Голос Пилигрима, прозвучавший спокойно и даже негромко, показался Раде громом среди ясного неба. Да и как иначе? Его не могло здесь быть, никак! Они расстались в центре, возле станции метро, он скрылся в толпе… Он жил в другой части города и туда должен был вернуться, в эту свою увешанную травами и усыпанную солью квартиру.
И вот он здесь, хотя она не то что позвонить ему не смогла, даже подумать об этом не успела.
Нападавшие тоже не ожидали его появления, но они и теперь остались спокойны. Как будто действительно не умели волноваться… А если бы и умели, что им с его появления? Один против шести – слишком очевидный расклад.
– Уходи или сдайся добровольно, – велел тот же, что обращался к Раде. – Иначе вам обоим будет хуже.
Рада не хотела, чтобы он ушел – но еще меньше она хотела, чтобы он пострадал. Поэтому, к собственному удивлению, она прошептала:
– Послушай их… Так будет лучше – если хотя бы ты останешься на свободе!
– Согласен, – невозмутимо кивнул Пилигрим, наблюдая за шестью незнакомцами. – На свободе лучше. Но бежать придется тебе.
– Ты с ума сошел? Их шестеро, ты один!
– Меня одного будет остаточно, но я не хочу, чтобы ты пострадала. Поэтому, когда все начнется, беги.
– Когда что начнется?..
– Ты поймешь. Рада, я серьезно: сразу беги!
Рада по-прежнему ничего не понимала, но на объяснения попросту не осталось времени. До незнакомцев наконец дошло, что никто им подчиняться не собирается, и они двинулись вперед. Двое по-прежнему наблюдали за Радой, не давая ей удрать, а остальные четверо готовились напасть на Пилигрима.
Он же достал из-за пояса охотничий нож, который Рада уже пару раз видела. Оружие было грозное – но определенно недостаточное для шести нелюдей неизвестного вида. Рада вообще не понимала, на что надеется градстраж.
Как оказалось, все-таки не на нож. По крайней мере, драться им Пилигрим не собирался, он с силой вогнал оружие в землю. Когда нож замер, градстраж с уверенностью, которая указывала на солидный опыт, перевернулся в воздухе прямо над ножом. И начинал он этот прыжок как человек – а закончил уже как массивный серебристо-серый волк.
Раде не раз доводилось слышать про волколаков, их, конечно же, изучали в университете толмачей.
