– Я не ослышался, кто-то упомянул твинцест4?
– Нет, Лон, – отвечаю я, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, хотя внутри у меня все так и клокочет. – Только старый добрый инцест.
Он продолжает скалиться, радуясь, что поставил меня в неловкое положение. Так мог бы скалиться хорек, отрасти он идеально ровные человеческие зубы. Если бы я ненавидела хорьков…
Смотрю на Лона, и меня вдруг посещает одна мысль. Я обращаюсь к той части своего существа, которая прежде доставляла мне одни неприятности. Вытягиваю чувство, угнездившееся в костях, и вкладываю его во взгляд в духе Маму. Это не угроза – лишь намек: не связывайся с нами.
Я лучше съем слизняка, чем с тобой поцелуюсь.
Улыбка на лице Лона застывает. А я хлопаю ресницами, как безобидное лесное создание.
Кэтлин косится на меня с подозрением:
– Что между вами происходит?
– Ничего, – в один голос отвечаем мы.
Но Кэтлин уже нашла новую жертву.
– Эй, Чарли! – кричит она через весь зал. – Лейла сказала, что тебя ждет договорной брак. Это правда?
Я закрываю глаза. Ненавижу, когда Кэтлин так себя ведет.
Чарли идет к нам.
– Ну да, – говорит она.
– А ты не боишься? Вдруг тебя выдадут за старика или какого-нибудь отморозка?
– Чья бы корова… – начинает Чарли, но тут вмешивается Лон:
– Каталина, не груби.
Кэтлин бормочет:
– Извини, – и замолкает.
Лон улыбается, а потом кладет руки на талию Кэтлин, словно это руль, поворачивает ее и начинает подталкивать к лестнице – хочет «поговорить» с ней в квартире над пабом.
Я смотрю на Чарли.
Она бросает взгляд на Лейлу.
Та переступает с ноги на ногу.
– Я лучше выйду замуж за человека, которого выберут родители, чем буду встречаться с Лоном, – говорю я, надеясь снять напряжение, но это не слишком помогает.
– Да уж, – фыркает Чарли.
– Потому что он будет звать тебя Мадленой? – в шутку предполагает Лейла, и я смеюсь:
– Еще как будет.
Лейла поворачивается к Чарли:
– Прости, пожалуйста! Я, когда выпью, перестаю следить за языком. Я не собиралась болтать направо и налево о твоих делах. Но только подумала – и сразу сказала. Иногда я даже успеваю подумать: «Нет, Лейла, молчи!» – и все равно не могу промолчать. Моя мама любит азартные игры. Я за нее волнуюсь. Ну вот опять.
Лейла опускается в кресло с грацией балерины, которой ужасно стыдно за свое поведение.
Чарли устраивается рядом и обнимает ее за плечи:
– Все в порядке. Это же правда. Просто это моя правда. И она не всегда мне нравится. Я бы предпочла сама сделать выбор.
Они замирают, обнявшись, и сразу становится понятно, что они лучшие подруги. А я сижу на стуле и думаю, как бы так ненавязчиво выведать, что им известно о Баллифране. Из-за этого я чувствую себя подлой шпионкой и потому иду к бару, чтобы, запинаясь, заказать лимонад. Может, потом я решусь попросить сидру. Я ничего не имею против распития алкоголя несовершеннолетними, просто странно тусоваться в пабе вот так, как будто это абсолютно нормально. Словно это даже поощряется. Когда я возвращаюсь к нашему столику, там уже сидит Эдди, и вид у него слегка шокированный.
– Я поднялся наверх, чтобы взять куртку, а там твоя сестра голая.
– С ней все в порядке? – ахаю я.
– У нее все отлично. Она надо мной только посмеялась. – Эдди краснеет. – А вот мне было очень неловко. Конечно, меня это не касается, но… Лон так улыбался, словно радовался, что я их застал.
Фу! В жизни не слышала ничего противнее. Я с трудом подавляю желание кинуться наверх и стащить гада с моей сестры. Но она мне этого никогда не простит.
– Почему вы вообще с ним дружите? – спрашиваю я, одновременно отбивая короткую эсэмэску: «Ты как?»
– Потому что у него есть паб? – говорит Эдди.
– Аргумент.
Кэтлин в ответ посылает мне кучу баклажанов. Моя сестра просто отвратительна, но она явно хорошо проводит время. Следующие несколько часов мы болтаем и пьем, пока Кэтлин с Лоном торчат у него в квартире. Не сказать, чтобы Кэтлин что-то упускает. Я потягиваю сидр, чувствуя, как сахар оседает на дне желудка. Но мне нужно как-то унять беспокойство, ведь Кэтлин бросила меня совсем одну.
– Скажи-ка, – я поворачиваюсь к Лейле, – а что за история с его шизанутыми бывшими?
Она пожимает плечами:
– Я не в курсе.
Фиакра отрывает банку пива и мрачно уточняет:
– Ты про Хелен?
– В смысле, как Хелен Гроарк?
– В точности как Хелен Гроарк.
Фиакра собирается добавить что-то еще, но Чарли цыкает на него и многозначительно кашляет.
– Не нравится мне это слово – шизанутые. Обычно так говорят о девушках, которые задают своим парням слишком много вопросов.
– Или пишут им по двадцать пять раз за вечер, – не удерживается от шпильки Фиакра.
– Заткнись! – рычит Чарли.
Разговор затухает, а я так ничего и не узнала. Прислушиваясь к смутному гулу голосов, я думаю, как мало мне известно об этих людях – об их стремлениях и об их прошлом. Все это ново для меня, но давно не ново для них.
Они бережно хранят свои секреты, маленькие и большие.
Ее звали Хелен.
Но что имел в виду Фиакра, когда сказал: «В точности как Хелен Гроарк»? Возможно, они были знакомы с Хелен Гроарк, которая однажды ушла из дому, чтобы позже вернуться в виде трупа. Мне вдруг становится холодно. Лону всего девятнадцать. Когда нашли Хелен, ему было пятнадцать. Чуть меньше, чем ей. Но все равно… У Кэтлин с Лоном тоже четыре года разницы. Так что нельзя исключить, что… Я стараюсь унять пустившиеся в галоп мысли.
В Баллифране есть люди, которых следует остерегаться…
Я вспоминаю, как мы познакомились с Лейлой и Кэтлин ненароком упомянула о девушках, найденных в горах. Окидываю взглядом своих одноклассников: сердца бьются, глаза моргают, мышцы сокращаются и расслабляются – и хватаюсь за телефон. Как бы помягче выразиться?..
«Ты знала, что…»
«Бывшая Лона…»
«Нам нужно…»
Нет, это все не годится. К горлу подступает тошнота. Глухая боль прорастает во мне, подобно виноградной лозе. Стены замка увиты плющом, он пробивается сквозь камни и кирпич, проникает повсюду, захватывая пространство, порождая трещины и проблемы. Брайан говорит, что его не следовало сажать. Если плющ прижился, вывести его практически невозможно.
