каких-то… тридцать минут.
— Малыш, не бузи.
— И ради этого встала в шесть утра. — Она как будто беззаботно пожимает плечами, но я секу, что все это время ее пальцы нажимают на одни и те же клавиши. — Хотела принести какое-то тепло в наши механические отношения в ухе «сунул-вынул-привет-пока».
Я сажусь перед Катей на корточки и медленно, подавляя ее сопротивление, закрываю крышку ноутбука.
Мне нравится, что в редкие моменты наших ссор она никак не кривляется — не сопит, не дует щеки, изображая обиженную бусинку. Она просто смотрит в упор с видом человека, который готов и согласен только на конструктивный диалог. Я даже почти могу представить далекое будущее, в котором наши отношения эволюционирую до стадии, где мы сможем уладить любые разногласия короткой перепалкой взглядами. Наверное, именно к таким отношениям и должен стремится любой нормальный мужик.
— Давай заменим завтрак на ужин? — делаю еще один шаг к примирению. — Готов разрешить над собой полное издевательство и героически купить все продукты по списку, который ты мне выдашь.
— Так просто, да, Лекс? Типа, можно посмотреть на меня вот такой милой моськой — и все тебе простится?
— Ну я еще и откупные солидные предлагаю так то.
— С каких пор омары и устрицы стали достаточным поводом для прощения?
— Понял — омары и устрицы.
Катя поджимает губы, чтобы не улыбнуться, но все-таки прыскает от смеха и в шутку бьет меня кулаком в плечо.
— Учти, Яновский, мое терпение не безгранично! А список вещей, которыми ты можешь попытаться вымолить у меня прощение, становится короче с каждым днем!
— Я исправлюсь, малыш. Клянусь. Крест на пузе.
— Заруби себе вот тут. — Она ощутимо тычет меня пальцем в лоб, а потом тянется, чтобы поцеловать.
Если бы все проблемы в моей жизни можно было решить устрицами и клешнями.
Глава восемнадцатая: Вика
— Это что…такое? — Я останавливаюсь в метре за порогом, боясь продвигаться дальше по этому странному месту, которое в объявлении об аренде почему-то называлось как «бюджетная однокомнатная квартира».
— Что именно вас интересует? — Мужчина солидных лет, по виду — и по запаху! — напоминающий автослесаря, проходит дальше по темной тонкой кишке, которая, видимо, служит тем, что язык не поворачивается назвать коридором.
— Меня интересует, где квартира, — говорю то немногое, на что после увиденного способен мой изнасилованный мозг.
— Так вот она. — Останавливается напротив старой деревянной двери, на которой так облупилась краска, что от созерцания этой пародии на «коттеджкор» у меня нервно дергается веко. — Комната восемнадцать квадратов. Диван. Стенка. Телевизор. Балкон. Правда, не застекленный, но на пятом этаже оно ни к чему.
— Стенка? — Я заставляю себя прошагать вслед за ним, мысленно желаю себе стойкости и заглядываю внутрь, надеясь увидеть что-то типа гипсокартонной перегородки, вписанной в приличный декор. — Боже.
Это не стенка, а «стенка».
Длинная, словно намертво приколоченная к одной из стен вереница шкафов. За стеклом одного из них — хрусталь и пара сервизов. И рыбки. Набор рюмок в форме карасей.
Я чувствую себя так, будто меня без спроса затолкали в машину времени и отправили во времена старых советских фильмов.
— Это жены. — Мужик озадаченно трет торчащих из-под засаленной кепки затылок. — Померла два года назад. А я думаю — да пусть тут стоит, добро ее. Оно ведь еще от тетки досталось. Может, вам сгодится на что — вы берите, не стесняйтесь.
Интересно, и зачем же мне может пригодится старый сервиз? Снимать гламурные видео на фоне, прости господи, бабушкиного ковра на противоположной стене?!
Я еще раз осматриваю комнату и понимаю, что этот странный зуд на затылке — это мои вставшие от ужаса дыбом волосы. Уверена, если бы они могли разговаривать, то уже во все горло орали караул.
А потом мое внимание привлекает темное шевелящееся пятно на балконе, и я с ужасом пячусь назад. Хозяин квартиры, заметив мой взгляд, довольно хмыкает, открывает дверь и пропускает внутрь непонятно откуда взявшегося огромного — нет, гугенотского! — лохматого черного кота. Я в ужасе пячусь назад, потому что эта зверюга прямой наводкой идет прямо на меня. Вид у него примерно как у головореза, на котором уже метку негде ставить — одно ухо порвано, на морде пара заметных царапин, а длинная шерсть очень агрессивно стоит дыбом.
— Что это?! — пронзительно взвизгиваю я, когда, не рассчитав пространство комнаты, упираюсь спиной в стену, а зверюга продолжает зажимать меня уже буквально в стену. — Оно бешеное!
— Да нет, это свои, — беззаботно смеется мужик, присаживается на корточки и пару раз гладит зверюгу по голове. Тот останавливается, но как будто еще раздумывает, стоит ли вот так, без единой царапины, отпускать меня живой.
— Свои? — Я не то, чтобы бой-баба, но и трусихой никогда в жизни не была. Тем более, никогда не боялась кошек. Но это… Ну, в общем, оно что угодно, но точно не простой котик. Да у моей приятельницы у добермана морда проще и добродушнее, чем у этого «кота». — Вы не говорили, что в довесок квартире идет Лохнесское чудовище!
После этих моих слов мужик должен был бы просто взять кота за шкирку и выставить вон, но вместо этого он только громко смеется, приговаривая: «Лохнесское чудище, ну надо же!» А котяра продолжает смотреть на меня голодными желтыми глазами.
— Да вы не бойтесь, — перестав гоготать, успокаивает хозяин, — он тут типа наш.
— В смысле «ваш»? Тут кто-то еще живет?! — Я понимаю, что еще даже толком не видела квартиру. А вдруг у него в ванной — целая строительная бригаде нелегалов?
Меня снова бросает в холодный пот.
Если бы мое положение не было таким… трагическим, я бы уже бежала отсюда со всех ног, роняя тапки. Потому что после таких «сюрпризов» как-то автоматически не ждешь ничего хорошего. Но у меня просто нет выхода! Во всем этом огромном городе, где миллионы квартир и тысячи предложений аренды, квартир, которые я могу себе позволить просто нет!
Я провела ревизию своих средство, выпотрошила все карманы и все закрома, сгребла даже мелочь, которую раньше просто горстями отдавала попрошайкам на улицах, и оказалось, что я не могу позволить себе вообще ничего! Когда в этом проклятом мире так подскочили цены, что теперь за три пять тысяч в месяц можно позволить себе разве что старый продавленный диван, рыбок в «стенке» и в довесок — кровожадное чудовище, маскирующееся под кота?
— Тут такое дело, — хозяин хочет погладит монстра еще раз, но тот недовольно шипит и прижимает уши. — Все, понял, не лезу.
