дотрагивался. Выебать так, чтобы только меня одного помнила.
Завалил на стол. Подмял под себя. Рванул пояс на ее джинсах.
А она разрыдалась. Заревела. Забилась подо мной как ненормальная.
— Нет, нет, — бормотала. — Не нужно, не трогай…
Впервые такое видел. Чтобы девка подо мной истерила. Умоляла отпустить. Обычно они умоляли о другом. Выгибались, плавились, сами об меня терлись как кошки.
А эта слезами захлебывалась.
Еще толком не тронул — а выглядело все так, будто живьем ее резал.
Пальцы сами собой разжались. Отпустил. В ахуе смотрел, как она закрыла лицо ладонями, как продолжала рыдать.
И так хуево от этой картины стало. Вся похоть резко пропала.
— Тихо, — бросил ей. — Да тихо ты.
Какого хера она дальше ревет? Как же это, блять, прекратить?
Если бы не менты, я бы надолго завис. Но тут пришлось убираться.
— Вечером придешь в “Картель”, — приказал ей. — Поняла?
По ее взгляду прочел — нихуя. Никуда она не придет.
Но так даже лучше.
— Или я сам тебя найду.
Пробить девчонку не проблема. Знаю, где работает. Раздобыть ее адрес плевое дело. Выпущу пар, мозги прочищу. Вот тогда и нанесу ей личный визит.
Думал, держу все под контролем. Но хуй мне. Это она держала меня за глотку уже тогда.
И сейчас держит.
— Ты ужинать собирался, — говорит Катя.
Смотрит внимательно. Слегка хмурится.
— Да, — подвигаю первую подвернувшуюся тарелку.
Глаз с нее не свожу. Залипаю на то, как она пользуется ножом и вилкой. Ловко, видно, по всем правилам этикета, о которых я ни черта не знаю, но девчонка-то сечет.
У нее четко выходит. Плавно двигаются тонкие длинные пальцы. Узкие ладони прямо порхают. Тянет сжать ее запястья, прижаться губами, ощутить, как взрывается пульс под моим ртом.
Охуенная она. Вся охуенная.
Темные волосы распущены. Влажные после душа. Пряди слегка завиваются, по плечам рассыпаются.
Такая ее прическа мне намного больше по вкусу чем ее любимая бесячая гулька на затылке. “Бесячая” — потому что так и тянет ее растрепать, намотать шелковистые локоны на кулак.
И очки, которые она надевает, когда работает, тоже бесят. Хочу видеть ее глаза напрямую, вот как теперь. Без стекол.
Зависаю, изучая ее лицо. Брови вразлет. Прямой нос. Каждая черта точно выточена. Скулы. Подбородок. Каждую линию хочется повторить пальцами. Губами. Языком.
Ебануться. Как же бешено меня от нее прет.
Сначала казалось, это игра. Вызов. Но чем больше времени проходило, тем отчетливее доходила суть.
Замкнуло меня на ней. Крепко. Закоротило так, что очнуться уже нельзя.
Чего только стоила реакция на перестук ее каблуков в коридоре. На любой жест. Выдох. Вдох. Вроде такая нежная с виду. Хрупкая. Но, сука, просто несгибаемая. Уперлась. Закрылась. Хер эту защиту пробьешь.
Как подписала рабочий контракт?
Видно, сама не сообразила. Все-таки заболтал, задурил ей голову. И этого хватило. Решил, будем постоянно вместе. Свое возьму.
Нихуя. Обломала меня только так.
— Остынет же все, — замечает Катя.
Губы поджимает. Пухлые. Блядские. Губы, которые до сих пор чувствую. Вкус. Мягкость. Податливость.
Катя выразительно кивает на блюдо, а я не двигаюсь.
Трахаю ее глазами. Трогать нельзя. Но смотреть она не запретит.
— Если ты не голоден…
— Голоден, — обрываю. — Очень.
Пробую то, что стоит передо мной.
Вкусно. Наверное. Она — вкуснее. Взгляд ее. Голос.
Катя заговаривает, пробуя разрядить обстановку. Не выдерживает молчания. Заводит какую-то левую тему. И я даже что-то отвечаю. Сам не соображаю что.
Вообще, странно.
Дохуя раз выебал ее в своей голове. Разложил в самых грязных позах. Но хер тяжелеет гораздо сильнее, когда мы просто сидим рядом напротив друг друга.
Дико ведет. От блеска ее глаз. От какого-то запредельного света в них. От ее аромата. От свежести, которой она насквозь пропитана.
Ее тонкие пальцы сжимают высокий стакан, а я вижу, как она обхватывает мой хуй, проходится ладонью по стволу и берет в рот.
Блядь. Пора мне отсюда уебывать. Иначе резьбу на хрен сорвет.
Подальше от нее. Под холодный душ.
Но я даже не сдвигаюсь с места.
— Ты почему не ешь? — спрашиваю, заметив перед ней практически нетронутую тарелку.
— Ем, — глухо роняет Катя.
Надо остыть. Переключиться.
Накручиваю спагетти на вилку. Двигаю челюстями так, что зубы поскрипывают. А прикончив блюдо, залпом опрокидываю чашку крепкого кофе.
Трезвею. Знаю, что ненадолго. Перехватываю ее взгляд. На меня. После на тарелку.
— Блядь, — выдаю и веду ладонью по затылку, башкой мотаю. — Черт, я твою пасту сожрал.
— Ничего, — нервно улыбается. — Приятного аппетита.
— Новую закажу, — за телефоном тянусь. — Сейчас…
— Не надо, — тут же отказывается. — Рыба на гриле вкуснее.
В кармане пусто. Видно, мобильный в номере оставил. Должны позвонить. По теме с Айдаровым. Хотя похер. Перезвоню, после разберусь.
Она опять на меня смотрит.
А потом вдруг протягивает руку. Дотрагивается до моей щеки. От этого простого жеста как током пробивает.
— Тут соус, — роняет тихо. — Ой, лучше салфеткой…
Отдергивает ладонь от моего лица.
— Нет.
Ловлю узкое запястье. Возвращаю ладонь обратно. Накрываю своими пальцами, прижимаю к щеке.
— Не лучше.
Взгляд. Глаза в глаза. Разряд за разрядом. Прямо по венам. И ребра сдавливает от едва сдерживаемой тяги дотронуться. Взять. Забрать. Всю. Без остатка.
— Ты… — начинает Катя.
Но закончить ей не разрешаю.
Подаюсь вперед. Накрываю ее губы. Мягко. Нежно. Сдерживаю жадность. Чуть касаюсь. Пробую на вкус. Осторожно. Медленно. Не хочу спугнуть.
Она вздрагивает, но не вырывается. Упирается пальцами в плечи. Не отталкивает. Застывает. Размыкает рот под моим уверенным напором. Безотчетно. Рефлекторно. Судорожно глотает воздух. Точно задыхается.
Обхватываю ее затылок. Вплетаю пальцы в спутанные пряди волос.
