замолчал. Он обдумывал свое положение. А я лег положил ружье рядом и прикрыл глаза. Конечно, когда ты находишься вдалеке от человеческой цивилизации и жилья, у тебя одно ружье на двоих, мало патронов, то ты уязвим.
Но я надеялся на то, что наши с Семягиным расчеты на встречу с оленеводами оправдаются и поэтому не сильно переживал.
Главное в этом деле сохранять твердую волю и здравый рассудок. Нельзя давать страху и волнению управлять собой.
Когда-то в детстве, моему соседу из второго подъезда родители подарили самую настоящую восточно-европейскую овчарку. Это был сын пограничного пса и какой-то очень породистой суки, победительницы множества собачьих выставок.
Я иногда виделся с этим мальчишкой на улице, когда он прогуливал свою собаку.
Нам с ним было примерно лет по тринадцать-четырнадцать. Мы не были друзьями, но приятельствовали. Здоровались и перебрасывались при случае парой слов, как все пацаны в то время в СССР.
Пока Ральф, так звали пса Мишки, был маленьким щенком, пушистым и забавным толстяком, все его очень любили, и как водится, старались погладить и потискать.
Но стоило ему чуть вырасти, а к девятимесячному возрасту пес вымахал в здорового кабана, то Ральф стал проявлять характер.
Примерно в год он стал агрессивным псом, кидающимся на прохожих и других собак. Как только его не воспитывали, нанимали кинологов, кстати, пустая трата денег во все времена, надевали строгий ошейник.
Ничего не помогало. Он лаял и бросался на всех, кто к нему подходил кроме хозяев. С хозяевами он был просто душка.
Мише не нравилось, что пес не подпускал к себе его друзей и знакомых. Именно тогда он открыл мне один секрет обращения с подобными собаками. И после этого Ральф на меня больше не бросался.
Дело в том, что нельзя дать псу почувствовать, что человек боиться его. По словам Мишки, обоняние овчарки позволяет почувствовать выделение адреналина и кортизола. Видя такую злобную собаку, непосвященный человек начинает испытывать тревогу и страх.
Ральф это прекрасно чувствоал и это был тем спусковым крючком, который запускал агрессивное поведение.
По совету Мишки, я буквально усилием воли подавлял в себе тревогу, думая о чем-то постороннем, и, действительно, собака, вообще не обращала на меня никакого внимания, когда я подходил близко.
Не знаю, на сколько это теория с кортизолом и адреналином подтверждается в общении с другими злобными псами, но у меня она работала как часы.
Поэтому из опыта я знал, что с псовыми нельзя две вещи: показывать свой страх и смотреть в глаза.
Даже ребенку известно, что животным нельзя смотреть в глаза. Это относится скорее не ко всем животным, а только к хищникам.
Прямой, пристальный, долгий взгляд они могут воспринять, как некий вызов или угрозу для себя, а это чревато нападением.
Не факт конечно, что животное атакует, но такая вероятность очень возрастает. К не хищным животным, или домашним, это утверждение точно не относится
Именно поэтому «гляделки» с волком или собакой могут привести к печальным последствиям.
Все это я вспоминал лежа на своем топчане и прикрыв глаза. Мне даже показалось, что я на мгновение заснул, как это бывает, когда очень уставший человек смыкает за рулем глаза и тут же просыпается от «клевка» нос.
Но тут же проснулся и открыл глаза, услышав протяжный и басистый вой исходивший из-за двери балка.
«У-у-а-о-о-о-о-о-о-о-а-у-у», леденящая душу песня раздавалось совсем рядом. Я посмотрел на секундную стрелку на часах.
— Ты это слышал, Илюх?
Голос Латкина встревожено звучал в темноте.
— Развяжи меня, я тебя прошу! Развяжи.
Еще чуть-чуть и он начнет истерить.
— Тихо, помолчи! — грозно цыкнул я на своего соседа. И тот тут же замолк.
Вой все еще продолжался. Я вспомнил рассказ Мухтарова и считал в уме секунды.
Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, двадцать шесть. Двадцать семь.Едрен-батон. По словам эвенка, так мог выть только очень крупный и сильный вожак.
Потом наступила тишина. Если попробовать соотнести расстояние, с которого доносилось волчье завывание, то можно было предположить, что оно исходило от зверя, находящегося в десяти-пятнадцати метрах от балка.
Я встал и снова принялся рассматриваться в окно. На этот раз я увидел приближающиеся пары горящих глаз. Они то появлялись, то исчезали, но очевидно было одно: они двигались в сторону нашего балка.
Сомнений никаких не осталось. Я начал считать пары глаз вслух. Шесть, семь, восемь.
Не очень-то приятное открытие. Вряд ли волки шли только с одной стороны. Сдается мне, что стая насчитывает особей пятнадцать-двадцать. Если не больше.
Я направился к нарам, к которым был привязан напуганный Латкин и отвязал его.
— Ты не помнишь сколько волков видел в бинокль сегодня днем, когда мы ходили за водой?
— Двадцать один.
— Уверен?
— Конечно, я имею дурную привычку считать все подряд.
— Дурную привычку считать? — переспросил я, — что это значит?
— Арифмомания. Некоторые это даже считают болезнью. Но болезнь — это такое состояние организма, которое выражается в нарушении нормальной деятельности. Иными словами мешает нормально жить. Мне мои подсчеты совсем не мешают жить. Почему ты спросил про количество волков?
— Как всегда есть плохая новость, и она состоит в том, что. на всех волков патронов не хватит.
— А хорошая?
— Хорошая в том, что патроны у нас все же еще есть, и мы находимся в помещение, где тепло. У нас есть еда и вода.
— А если дрова закончатся?
— Пока будем экономить…
Вдруг сверху с крыши послышался грохот,стук, это один из волков запрыгнул на балок.
Жестяные листы кровли ухали громом,, выгибаясь и возвращаясь в исходное положение под его тяжелыми лапами.
Латкин вскинул голову вверх, следя за теми местами, откуда доносился звук.
Я спокойно подошел снизу. Поднял винтовку, прицелился в потолок. Зверь наверху будто почувствовал и замер, перестал двигаться. Мы все замерли в ожидании. Я с Латкиным внизу и волк на крыше. Первым двинулся зверь. Я тут же выстрелил.
В следующее мгновение мы услышали звук падающего на поленья тела. Судя по услышанному животное упало на поленницу и повалило дрова. Балок заволокло небольшим облаком порохового дымы.
— Да! Да! Ты попал в него! На тебе зверюга! — вскочил со своего места мой сосед. Он испытывал азарт и возбуждение.
— Да подожди ты орать, — я бросился к окну. Волчьи глаза-угольки исчезли. Мне показалось, что я увидел как силуэты удаляются от балка в бешенном галопе. Но выходить наружу пока нельзя. Надо убедиться,