Семь фунтов семь унций. Тяжеловат для недоношенного ребенка. Но маловат, если родился на две-три недели позже.
– Нет, конечно. Он не связан кровно с моей племянницей.
– Нет.
– Сьюзен, а может Бобби – сын вашего мужа? Ребенок мог родиться не раньше, а позже, где-то через десять месяцев после вашей поездки в Японию.
На другом конце провода замолчали. Затем связь неожиданно прервалась.
Я повернулась к Элу.
– Расскажу все по пути.
– В Тихие Аллеи.
Эл снял пиджак и бросил на заднее сиденье. Я заметила у него на ремне коричневую кожаную кобуру. Хотела сказать Элу, чтобы он не брал пистолет, что оружие нам не понадобится. Но почему-то сдержалась. Может быть, зря. Не знаю.
21
Я позвонила. Дверь открыла Салюд. Она меня узнала, но желания впустить меня у нее оказалось не больше, чем в прошлый раз.
– Я пойду смотреть, дома ли миссис Сьюзен.
– Podriamos esperar al dentro? – подлизывалась я. – Por favor?[6]– Один раз моя попытка пообщаться на ее родном языке удалась. И сейчас тоже. Салюд сверкнула серебром в улыбке и вопросительно посмотрела на Эла.
– El es un amigo mio[7], – сказала я. Эл мило улыбнулся.
Салюд впустила нас, быстро и выразительно говоря что-то по-испански. Я поняла лишь несколько слов и сказала пару раз «Si, claro»[8]хотя понятия не имела, с чем соглашалась.
Салюд посмотрела на Эла, затем громко и медленно, будто обращалась к старику, произнесла:
– Вы оставайтесь здесь. Я приведу миссис Сьюзен.
И поспешила вверх по лестнице. Когда она ушла, Эл осмотрел мраморную прихожую и тихонько присвистнул.
– Стильно.
– Родовое богатство. Салливаны разбогатели очень давно, во времена золотой лихорадки. А потом они выгодно вкладывали деньги в недвижимость в Южной Калифорнии.
Вскоре Салюд спустилась по лестнице, медленно и тяжело ступая.
– Извините, вам уходить, – сказала она, показывая нам на дверь.
– Que pasa con la secora?[9]– спросила я.
– Идите теперь, – снова сказала она, отказываясь отвечать по-испански.
– Скажите миссис Салливан, что нам надо поговорить. Это очень важно, – настаивала я.
– Она не хотеть с вами разговаривать. Она говорит вам идти теперь. И вы идите.
Я посмотрела на Эла, он пожал плечами. Тогда я рассердилась. Нельзя сказать, что я совсем не жалела Сьюзен. Могу представить, что чувствовала эта женщина, осознав, что тридцать лет назад совершила страшную ошибку. Но Бобби Кац умер, и я хотела узнать почему. Я собиралась попросить Салюд передать, что Сьюзен придется говорить либо со мной, либо с полицией. Но вдруг открылась дверь, и вошел Мэтью Салливан, вертя в руках связку ключей.
Его светлый кожаный жилет и те специальные ботинки, что предназначены для езды на автомобиле, словно сошли со страниц каталога. А я думала, что такое никто не покупает. То есть никто, кроме членов загородного клуба Коннектикута. Когда Мэтью меня увидел, его лицо напряглось, но потом он вежливо улыбнулся.
– Чем могу помочь? Вы Джулиет, да? Подруга матери из библиотеки?
– Ну-у… да. Из библиотеки. Мне надо сказать пару слов твоей матери.
– Мистер Мэтью, миссис Сьюзен говорить, она не хотеть видеть леди. Она говорить леди должна идти домой, – настаивала Салюд.
Блондин пожал плечами.
– Видимо, мать занята, миссис Эпплбаум. Вам придется зайти в другой раз.
– Мэтью, я знаю твою мать не по библиотеке. Мне нужно срочно поговорить с ней о личных делах. Сходи, скажи своей матери, что если она не хочет со мной разговаривать, то придется пойти в полицию и сообщить им все, что мне известно.
Он побелел.
– О чем вы говорите?
– Это личное. Просто передай.
Он посмотрел на Эла.
– Кто это? Вы полицейский? – хрипло и взволнованно спросил Мэтью.
– Я коллега миссис Эпплбаум, – сказал Эл. – Передай матери, что нам надо поговорить. Если тебя это не затруднит. – Эл довел до совершенства свой спокойный, но твердый голос полицейского. Какое-то время казалось, что Мэтью последует этой мягко поданной инструкции. Но тут снова открылась дверь, и вошел Патрик Салливан.
– Здравствуйте, – в его голосе звучал вопрос. – Что случилось?
Мэтью покраснел, как свекла, и пробормотал что-то бессвязное.
– Мистер Патрик, миссис Сьюзен сказать, она не хотеть говорить с этими людьми, но они не уходить, – сказала Салюд.
– В чем дело? – холодно спросил он.
Я подумала, может, стоит рассказать ему все, наплевав на Сьюзен. Но я не могла вот так разрушить ее жизнь, которую она столь рьяно оберегала от невзгод и вторжений.
– Мы уже уходим, – сказала я и жестом пригласила Эла следовать за мной.
Патрик подозвал сына.
– Проводи их, пожалуйста.
Мэтью распахнул дверь, и мы вышли. Проходя мимо парня, я достала из кармана визитку и вложила в его дрожащую руку. Тихо и быстро, чтобы никто, кроме него, не услышал, я сказала:
– Там номер мобильного. Скажи маме, что она может перехватить нас. Мы едем в полицию.
Мы оставили машину прямо перед домом. Когда я завела мотор, Эл сказал:
– Вот и все.
– Как ты думаешь, у нее истерика из-за того, что она отдала ребенка мужа, или ей что-то известно о смерти Бобби?
Он пожал плечами.
– Или она сама убила Бобби, а теперь у нее истерика, так как она поняла, что убила сына, которого родила от мужа, – предположила я.
– Может быть, вопрос о том, кто отец Бобби, не имеет отношения к его смерти.
Я нажала на тормоза и повернулась к Элу.
– А кто недавно толкал теории отсутствия совпадений?
Он хмыкнул, а я поморщилась. Прежде чем отъехать, я посмотрела в зеркало заднего вида. Перед гаражом на три машины стояла серебристая «ауди ТТ» и золотистый двухместный «лексус». Когда мы подъезжали, ни одной из них не было. Выехав на дорогу, я повернула к бульвару Сансет. Вдруг вспомнила промчавшуюся мимо спортивную машину, когда в прошлый раз ехала от Сьюзен по Тихоокеанскому шоссе. Потом подумала о гоночном автомобиле, который видели мальчики около «БМВ» Питера в тот день, когда ее поцарапали. Я резко съехала на обочину и повернулась к Элу.
