Книга Дороги, которые... - Ольга Войлошникова

На улице была уже совсем ночь, народу почти не осталось.

— Что думаешь, Олег?

— Да нормальные вроде девки, никакого западла не чувствуется.

Палыч покивал.

— А с лошадьми что делать будем?

— Взять из заводных? Смотри: у нас есть неудобный для вьюков груз. Ставим своих лошадей им в повозку, и грузим туда же все неудобные предметы.

— Логично. Так и порешаем.

Три пары глаз встретили их настороженным ожиданием:

— Ну что, девчонки, посмотреть бы ваш фургон.

— Можем прямо сейчас пойти, — предложила Рут.

— Нет, давайте завтра по светлу посмотрим, — Тиша затормозила сестёр, — там сейчас такая темень, не разглядишь ничего.

— Я тоже думаю, что в темноте нет смысла лазить, — Лиззи лукаво улыбнулась, — так хорошо сидим! А давайте выпьем на брудершафт?

— Эх, девчонки, — искренне вздохнул Палыч, — к сожалению, сегодня я очень ограничен в возможностях. По нашей гостевой бирке — максимум бутылка вина. Вы какое предпочитаете в это время суток?

Рут, сидевшая рядом с ним, наклонилась совсем близко к нему. Глаза у неё были большие, тёмно-карие и казалось, что в них мерцают золотистые искорки. Голос её внезапно стал глубоким и бархатным.

— В это время суток я предпочитаю красное сладкое.

— А я, — промурлыкала Тиша, — полусладкое белое. И у меня в заначке есть несколько бутылок.

— Девочки, — Олег был само спокойствие. — По-моему вы подталкиваете нас к нарушению правил?

— Да! — заговорщицким шёпотом подтвердила Лиззи. — Но мы заберём с собой всю эту вкуснятину, запрёмся в комнате и будем сидеть тихо-тихо, как мышки!

Палыч вспомнил рекомендации дежурной — и попросил бутылку красного сладкого и торт.

ДЯТЛЫ

Новая Земля, Социалистическая коммуна имени товарища Сталина, 25.04.0055, утро раннее

Какой-то настойчивый дятел долбил телеграфный столб.

Нет, кто-то дёргал дверь, и шпингалет безжалостно брякал всеми своими деталями. Рядом завозились, и одеяло поползло наверх. Глаза не открывались.

— Виктор Палыч!

— Да не долбись ты! — раздался второй голос, и тоже из-за двери; о, Олег, а вроде вчера вместе сидели… — Гости у него. Чего тебе?

— Тут такое дело… — голоса удалились.

Палыч хотел было обратно уснуть, но не смог. Бывает же, во сне что-нибудь затечёт — и пока не разомнёшь… Вот сейчас он затёк просто весь. Он попробовал пошевелить руками:

— Ой, бля…

— М-м? Проснулся?

— Что, уже пора?

— Ой, какие вы ранние все…

Палыч проснулся мгновенно. На правом плече лежала белая голова, на левом — чёрная, почти целиком скрытая одеялом. Больше места в кровати, рассчитанной на одного, не было, и Тиша пристроилась прямо сверху. Она и сейчас на нём лежала, приподняв голову и одним разжмуренным глазом оценивая обстановку.

Ни фига себе — прозаический интерес!

Из-под одеяла глухо донеслось:

— А можно ещё чуть-чуть поспать, а? Два часа же только как легли.

Точно, тело чётко сигнализировало о многократном использовании.

С правой стороны одеяло решительно откинулось.

Лиззи прошлёпала к умывальнику и поплескала в лицо водой.

— Ой… Какое всё-таки счастье, что умывальники прямо в комнатах, а! Вставайте, девки, ещё прибраться надо!

Тиша, сползшая на её место по-кошачьи потянулась и села, взъерошивая волосы.

— Рут, кончай дрыхнуть. Тут у нас Мамай прошёл.

— Скажите ему, пусть завтра приходит, — донеслось из-под одеяла.

— Давай-давай, ещё с лошадьми надо вопрос решить.

Рут фыркнула, скинула одеяло и ме-е-едленно перетекла через Виктора всеми своими мягкими формами, глядя ему в глаза. А потом, наклонившись, начала искать в горе́ вещей на полу свою одежду. Палыч выдернул из кучи свои треники… и сбежал.

20. ЛЕГКАЯ ЧАСТЬ ПУТИ ЗАКОНЧИЛАСЬ

ДЯТЛЫ. НЕ ТО СЛОВО

В коридоре было пусто и прохладно. Палыч совершил отрезвляющий променад до туалета (слава богу, там тоже был умывальник!) и немного пришёл в себя.

Так, надо срочно найти себе дело. Важное. И срочное. О! Дальше, говорят, одни буряты живут, с огородами у них не очень. Надо Колю озадачить, пусть свежих овощей-фруктов прикупит хоть на ближайшее время.

Палыч деловито застучал в дверь Колиной комнаты. Буквально через три секунды дверь распахнулась, на пороге стояла вчерашняя зеленоглазая ветеринарша, закручивая волосы на затылке. Во рту у неё была заколка.

— Фто фуфиофь? — она резким движением воткнула заколку в узел. — Что опять с утра? Никакой личной жизни с вами…

— Э-э-э… — Палыч понял, что сейчас выступил в роли того же дятла, который пятнадцать минут назад долбился в его комнату, — извините. Я вообще-то к Николаю.

— Ладно, я тогда пошла. Коля, пока!

— Ой, подождите! Тут такое дело, — Палыч как мог кратко обрисовал ситуацию с повозкой трёх сестёр. Илитель внимательно его выслушала и даже (показалось?) обнюхала. По крайней мере, едва заметное движение головой наводило именно на такую мысль. После этого она неожиданно смягчилась и кивнула:

— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать. Действительно, такой случай… — и, к величайшему смущению Палыча, безошибочно направилась в его комнату. Палыч поспешил спрятаться за Колиной дверью.

Коля смотрел в окно, но, судя по блуждающей на лице улыбке, видел что-то другое. Палыч кашлянул.

— Коля…

— Какая женщина, мой друг! Ах, какая женщина! Потрясающая!

Повар обернулся и с трудом сосредоточился на шефе.

— Виктор Палыч? А вы почему в таком виде?

Палыч потёр лоб. Твою ж дивизию, блин. Лет пятнадцать столько не пил. Совсем расслабился. Он подтянул треники и пошевелил босыми пальцами. Да уж, форма номер раз, трусы, противогаз… Пол тёплый, и не вспомнил даже про ботинки. Откашлялся.

— Закаляюсь, Коля. Здесь это популярно.

— Ну конечно! Вон, вы уже второй раз кашляете, не хватало в дороге разболеться. Надо бы мёда у них спросить. Или хотя бы малинового варенья.

— Вот и я к тебе по какому вопросу. Зайди в столовую, спроси: где можно свежих овощей, зелени и так далее в дорогу купить. Картошки. Дальше, говорят, почти невозможно достать до самой Новой Самары. У бурят огороды не очень. Затарься хотя бы на неделю-две.

— Понял, Виктор Палыч, сделаю. А вы оденьтесь всё-таки получше. Хотя бы тапочки…

Дверь открылась, и в комнату снова заглянула друида. В коридоре слышались голоса сестричек.

— Коля, пойдём со мной, дорогой, у меня к тебе дело есть.

— Виктор Палыч, извините, — Коля полетел чуть ли не вприпрыжку.

Дождавшись, пока честна́я компания отчалит, Палыч с облегчением вернулся в свою комнату, надеясь, что никто больше не стал свидетелем его позорного дефиле. Было чисто, проветрено и заметно, что даже пол по-быстрому помыли. Использованное постельное бельё стопочкой лежало на краю кровати. Посуду унесли, остатки от вчерашнего застолья — тоже.

Он переоделся и посмотрел в зеркало. Из зеркала глядело молодое, почти мальчишеское лицо. Какой, нахрен, Палыч? До Палыча теперь, как до луны пешком. Виктор? Официозно. Витя? Мямля какая-то… Кто я?

За этими мыслями и застал его Олег. Послушал. Потёр затылок.

— Знаешь что? Пошли съедим чё-нибудь — мозг заработает.

— Пошли, — Палыч ещё раз крепко потёр лицо. — У меня сегодня ночевали три обалденных девушки. Три! И, судя по всему, остались довольны. А я проснулся — и к Кольке сбежал. Дурак я, вот кто.

Олег только хрюкнул.

В столовой было немноголюдно. Завтрак они себе выбрали тоже ностальгический: яичница, какао и бутерброды с маслом и сыром.

— Слушай, шеф, а почему у тебя по молодости такая кликуха была?

— Какая?

— Ну, Витя-Камаз.

Палыч поковырял вилкой в яичнице.

— Я ж в автобате служил. В восемьдесят втором ЗИЛы в Афгане начали менять на КАМАЗы. А я ещё до армии в ДОСААФе успел шофёрские корки получить, на грузовик в том числе — меня сразу на КАМАЗ и посадили.

— Ясно.

— Олег, Витя-Камаз был резкий, как понос, и дров успел наломать столько, что десять КАМАЗов не вывезут. Не хотел бы я, чтобы он возвращался.

Олег задумчиво покивал:

— Я тебе вот что скажу: не парься. Вспомни, парни рассказывали — какая у них с именами получилась лажа. Место тут такое — правильное имя само тебя в нужный момент найдёт.

— Думаешь?

— Уверен.

— Ну и хрен с ним, пошли.

НЕМНОГО МАГИИ

И КОММУНА ОСТАЁТСЯ ПОЗАДИ

Напротив гостевого общежития стояла повозка. Она была похожа на фургон переселенцев из фильмов про Дикий Запад, только уменьшенный, на толстых резиновых колёсах и подрессоренный. На высокие, по пояс, деревянные борта были установлены дуги, поверх