навели порядок, но Джолитти так и не смог закончить речь.
Приняв вызов Джолитти, революционные группы 1 мая 1911 г. выпустили первый номер еженедельника «Ла соффитта» («Чердак»). Редакторами были Ладзари и Джованни Лерда, который на миланском съезде был одним из трех ораторов фракции революционных групп. Лерда принадлежал к распространенному тогда в Итальянской социалистической партии типу людей: самоучка, прошедший школу практической работы. Это были честные, умные, преданные рабочему движению люди, которые, однако, с таким подозрением относились к интеллигентам, что не верили «ни в какие формулы и догмы», в том числе, как выражался Лерда, и «в догматы так называемого научного социализма». Это очевидные отголоски и живучесть традиций операизма. Вокруг «Соффитты» сгруппировались единомышленники, журнал был связан с местными организациями и имел сеть постоянных и доверенных корреспондентов. Начиная с первого номера еженедельник писал об отмежевании революционной фракции от реформистов. «По мере того как фракция усиливала свою организационную работу, все более четко ставился вопрос о самом настоящем расколе»{116}.
Что же происходило внутри Социалистической партии, пока Джолитти и ди Сан Джулиано готовили «Ливийскую операцию»? В том же 1911 г. происходили торжества по случаю 50-летия объединения Италии. В Риме и Турине были открыты международные выставки, показывавшие большие успехи промышленности. Жестокие противоречия тщательно маскируются, о катастрофическом положении Юга говорят только меридионалисты, официальная пропаганда стремится создать впечатление, что все обстоит отлично. Ливийская война явилась катализатором, оказавшим воздействие на сложные процессы, созревавшие в партии. Возникла интересная политическая и психологическая ситуация Левые ощущают надвигающуюся опасность. Об этом дважды писал Лерда; он считал, что стратегический замысел Джолитти заключается в том, чтобы своей избирательной реформой «нейтрализовать социалистов» и заставить их отказаться от активной оппозиции войне. В октябре 1911 г. на чрезвычайном съезде партии в Модене один делегат из Турина, Франческо Барберис, заявил: «Пусть только нам не говорят, что экспедиция в Триполи свалилась как снег на голову. Я рабочий, я простак, но таким наивным я никогда не буду». Однако такие крупные деятели, как Турати и Тревес, до последнего момента искренне не верили в возможность военной акции. Некоторые историки делают скидку на то, что Турати на протяжении нескольких месяцев жил далеко от столицы, не имел прямой информации и пр., но это ничего не меняет, Турати упорно твердил, что шум, поднятый летом националистами и некоторыми буржуазными газетами, «на девять десятых» объясняется соображениями внутренней политики — это просто маневр, цель которого заставить социалистов отказать кабинету Джолитти в своей поддержке. Только в середине сентября Турати наконец понял, что происходит. Начались совещания, 25 сентября состоялось совместное заседание руководства партии, парламентской группы и руководителей ВКТ. В это время уже распространились слухи об отправке войск в Ливию, и во многих городах Италии шли спонтанные демонстрации протеста.
Кортези пишет: «Оставалось уже немного дней до начала войны. Самокритика должна была быть немедленной и беспощадной. Турати не был человеком, который пытался бы спасти свой престиж в подобных обстоятельствах. В самом деле, Турати писал в своем журнале: «Да, это тяжелое признание, но мы должны его сделать. Мы исходили из того, что абсурд не может совершиться, мы отказывались верить в возможность триполитанской авантюры, мы слишком высоко оценили разумность, патриотизм, демократическую честность итальянских правителей». А 1 октября, когда война уже началась, Турати писал в «Критика сочиале», что он и теперь не может понять, каким образом «правительство Джованни Джолитти, человека, который как будто как нельзя более непохож на Криспи, правительство, в которое входит столько лично порядочных людей, умеющих современно мыслить, правительство, обещавшее итальянскому пролетариату серьезные реформы, могло развязать эту оргию глупейшего шовинизма»{117}.
Видимо, поразительная слепота Турати и его единомышленников может быть психологически объяснена только тем, что в конце XIX в. они твердо поверили в Джолитти. Сказал же тогда Тревес: «Это человек, который никогда не будет нашим, но который нас понял». Миф Джолитти был чрезвычайно силен. Анна Кулишова была, возможно, единственным человеком в руководстве партии, кто не вполне разделял иллюзии. В общем, каких бы психологических объяснений ни искать, факт тот, что руководители реформистского крыла проявили удивительную наивность и были буквально застигнуты врасплох войной. XII чрезвычайный съезд Социалистической партии открылся в Модене 15 октября 1911 г.
Наметим основные направления: правые реформисты. левые реформисты, революционные фракции. Внутри этих течений множество оттенков, внутренних противоречий, группировок. Некоторые выступают за поддержку правительства, оправдывая «тягостную необходимость» войны; другие против систематической поддержки и за тактику «гибкого маневрирования»; третьи самым решительным образом против какого бы то ни было сотрудничества не только с правительством, но и с любыми буржуазными партиями. На Турати ожесточенно нападают и слева и справа. Лерда резко осудил непоследовательность реформистов, обвиняя их в том, что они дезориентировали партию и обманули ожидания народных масс. «Мы разрушили все, — горько сказал он, — идеал, мысль, социалистическую душу». Бономи же заявил, что «не может быть промежуточных решений между железной непримиримостью Ладзари и прямолинейным реформизмом Биссолати». Иными словами, надо выбирать: либо признать тактику коалиций с другими партиями и, возможно, участие в правительстве, или же проявлять абсолютную непримиримость, «располагаться лагерем в одиночку, осуществляя непрестанную революционную оппозицию против всей буржуазии в целом»{118}. Затем Бономи напал на Турати лично: если бы съезд состоялся не теперь, а в начале сентября, «наш славный товарищ Филиппо Турати стал бы со всем своим красноречием и ловкостью защищать нашу поддержку кабинета Джолитти и логическую последовательность нашей тактики» Бономи добавил, что левые реформисты находятся в состоянии шока из-за Ливийской войны, так как они не в состоянии понять, что есть целый ряд причин, толкающих Италию в Африку. Это и международные, и экономические, и разные другие причины: итальянский капитализм заинтересован в этих колониях, а рабочий класс «по крайней мере не должен мешать» колониальной экспансии.
Лидер ВКТ Ригола был критичен и самокритичен, но в общем поддерживал линию Турати. Модильяни очень четко определил различия между «левым» и правым реформизмом. Наконец, выступил Турати. Он безоговорочно осудил Ливийскую войну, назвав ее разбоем, и заявил, что партия не может не осудить этот разбой, ибо существует «священная антивоенная социалистическая традиция». Никто из итальянских историков не сомневается в личной, субъективной искренности Турати, который ненавидел насилие в любых его формах и всегда непримиримо относился к колониализму. Турати выступил сразу после Анджиоло Кабрини, который вызвал крайнее возбуждение съезда своей шовинистической речью. Турати яростно напал на сторонников войны, заявив, что все разговоры о «роковой исторической необходимости» — ложь, что ультиматум, предъявленный Турции, — это «циничное и отвратительное лицемерие, опозорившее Италию
