если вынести за скобки патриархальные традиции или лжепатриотическую демагогию об азербайджанской женщине как национальной реликвии?
Французская писательница азербайджанского происхождения (если хотите азербайджано-французская писательница) Банин, о которой говорилось чуть ранее, на примере своей семьи рассказывает о нравах азербайджанцев начала XX века. И эти нравы, мягко говоря, были далеки от идиллических. Бабушка пыталась сохранить традиции прошлого, но молодые, прежде всего, женщины, не только не слушались, но и порой позволяли себе непристойное поведение.
Мой воображаемый оппонент возразит и на этот раз.
Начало XX века в Азербайджане не обычное время. Дикий капитализм во всей своей красе. Разрушались не только семейные традиции.
Соглашусь и на этот раз. Но давайте вспомним, что было до «социализма» и «дикого капитализма».
Приведу, на мой взгляд классический пример. Отрывок из «Писем из захолустья» Гасанбека Зардаби[271]. Эти «Письма» заслуживают того, чтобы мы их знали и широко обсуждали. Чтобы нас не очень заносило в националистической спеси.
Итак, слово Гасанбеку Зардаби:
«Зардоб, 2 июня. 20 мая в день мусульманского байрама затопило отделение сел. Зардоб – Гельма; и жители бросились спасать свои пожитки. Житель сел. Зардоб Дамир Ахмед-оглу с братом своим Юсуфом и с двоюродным братом Абдулом Халил-оглы отправился защищать посевы от затопления. Жена Дамира, оставшаяся дома с взрослою дочерью
…по современным понятиям, наверно, совсем девочка…
своею Мухлисою, засватанная Абдул-Керимом Ягуб-оглу, кое-как вытащив вещи на вышку, отправилась к соседям узнать, у кого ещё не залит двор, чтобы перетащить туда вещи.
Молодая Мухлиса осталась на вышке одна. Вдруг она видит, подплывает к ней кулаз (наверно, подобие лодки – Р. Б.), а за ним другой и третий; на кулазах сидят хорошо знакомые ей зардобцы: Балы Ибрагим-оглу, Гусейн Гюль-Мамед оглу, Али Гусейн-оглу, Молла Юсуф-оглу и Ширин бек Али-бек оглу. Кулазы приближаются к Мухлисе; она глядит на них изумлённо, не понимая, зачем они к ней плывут; но их полное вооружение и отчаянный вид приводят её в ужас, и она начинает кричать.
Не успела она опомниться, а соседи понять, в чём дело, как молодцы, взобравшись на вышку, связав ей руки и ноги, бросили её в кулаз; пока соседи сообразили в чём дело и пустились в погоню, похитители Мухлисы уплыли далеко.
Отчаянные душераздирающие крики Мухлисы далеко разносились ветром. Отец её, Дамир, и дядя Юсуф, узнав голос Мухлисы, бросились на кулаз и поспешили домой; за ними на другом кулазе приплыл их двоюродный брат Абдулла; узнав в чём дело, они пустились в погоню и начали настигать похитителей.
Мухлиса, услышав голос отца и собрав последние силы, бросилась в воду. Похитители, чтобы остановить преследователей и тем временем обратно взять в кулаз Мухлису, стали стрелять из своих берданок.
Безоружные преследователи продолжали наступать. Тогда похитители направили ружья прямо на них и, убив наповал Дамира Ахмед-оглу, сильно поранили Абдуллу Халил-оглу. Стрельба происходила в 10 часов утра на расстоянии одной версты от старого Зардоба в праздничный день.
Весь народ высыпал и любовался сражением на кулазах, видел труп Дамира и раненого Абдуллу, который всем говорил, кто стрелял в них.
Налетели старшины Зардобского и Гельминского обществ (убитый – зардобского общества, а убийцы – гельминского – Р. Б.), началась торговля, и дело окончили миром на следующих условиях:
Жена покойного Дамира и брат его Юсуф получат 500 руб. Раненый Абдулла – 100 руб. Деньги эти сданы на хранение Гаджи-Манафу Гаджи-Исмаил-оглу с тем, чтобы выдать их по назначению, если у следователя они не будут обвинять.
Каждому из старшин выдано по 30 руб., чтобы они представили дело в другом виде; наконец, после долгого совещания старшины 25 мая представили рапорт такого содержания;
«Зардобцы, Дамир и Абдулла, преследуя похитителей дочери первого из них, наткнулись на каких-то разбойников, которые убив Дамира наповал, поранили Абдуллу» Газета «Каспий», № 119, 1889 г.
Можно сказать, что все заканчивается обоюдным согласием, возможно и Мухлиса, в полном соответствии с национальными традициями, осталась довольна.
Конечно, «антигендеристы» вправе считать, что насилие над женщиной чуждо нашим традициям, что всё это придумали наши «недруги».
Может быть, и наш «недруг» Гасан-бек придумал свою историю или слишком предвзято относится к своим соотечественникам, наслушавшись просветительских бредней в Московском университете.
Что до Банин, то она из своего «парижского далека» может ещё и не такое увидеть.
Одним словом, за эти годы в стране многое изменилось, так что не стоит по одному – двум случаям, которые произошли 100 лет тому назад, делать обобщения.
Согласен, это было давно, удержимся от обобщений. Но как сказали мудрецы, чтобы узнать вкус морской воды, не обязательно выпить все море.
Увы, и через 118 лет после «Зардоб, 20 мая 1889 года», на мой взгляд вкус нашей «морской воды» мало поменялся.
А в остальном, как говорит один современный российский телеведущий: «судите сами».
8. Жена
памяти жены
(Статья написана в 2006 году)
Слово, которое мы до сих пор не обрели
Практически во всех языках существует слово «жена». Как можно обойтись без него. Ведь практически речь идёт об остове жизни. Шире него по значению только такие слова-понятия как Женщина, Человек, Культура.
Намеренно не включаю в этот список слово Мужчина, поскольку оно фактически растворено в словах «человек» и «культура». Почему это так случилось, предмет отдельной статьи. И возможно не одной.
В азербайджанском языке слово «жена» не столько не придумано, сколько запрятано куда-то вглубь. Подальше. Наш известный поэт, когда я поделился с ним своими сомнениями, возразил. Существует, сказал он, не одно, а множество слов, означающих «жена». Запомнил только одно: женщина, с которой кладёшь голову на одну подушку. Не знаю, как вас, меня коробит эта витиеватость. Невольно подумалось, может быть это не поэзия, а просто свидетельство бедности. Не хватало на всех подушек. Даже для мужа и жены.
Поэт разглагольствовал на тему азербайджанских поэтических образов, связанных со словом «жена», а я подумал про себя, не нужны мне эти поэтические перлы. Мне нужно слово простое, ясное, осязаемое, если хотите, даже, грубое, не в смысле грубости, а в смысле плотности, брутальности, подобное «eşim» у турков-османцев, «wife», у англичан, «жена» у русских
…интересно, у русских «жена» и «живот» одного корня? Если «да», то и это меня не коробит, если не вкладывать в это единство значений пошлый, (кухонный) смысл…
Мне нужно слово основательное, похожее на «хлеб», «вода», «воздух». А поэтические перлы только запутывают. Они, скорее, не о жене, а о романтическом порыве мужчины к женщине. Порыв прекрасный, как без него понять, что
