class="p1">Юстус направляется ко входу в туннель и рисует вторую печать. Кровь впитывается в камень, поэтому я не понимаю, зачем он добавляет новую. Дополнительная гарантия, что наш разговор не проникнет в коридор?
– Данте – его единственный законный наследник. У Андреа появился наследник только благодаря тому, что жена напоила его волшебным зельем, от которого у него помутился рассудок и он принял ее за Лазаруса.
Я настолько потрясена, что почти испытываю жалость к Данте. Впрочем, Данте не заслуживает моей жалости.
– Бронвен знает, почему вороны не могут убить Данте?
– Да.
Меня с головой накрывает облегчение, даже дыхание перехватывает.
– На днях ты спросила меня, зачем выдавать тебя за него замуж. Я объясню на лючинском, мои знания шаббинского весьма ограничены.
Видимо, поэтому он наложил дополнительное заклинание конфиденциальности.
Он вновь возвращается ко мне.
– Чары, наложенные Мериам на Реджио, создали новую разновидность фейри – фейри с примесью шаббинской крови. Едва она осознала серьезность содеянного, она дала Косте то, чего он жаждал больше всего, – кровные узы. – Юстус обводит пальцами переплетенные круги на ладони – такие же, как на ладони Мериам. – Она не знала, как еще скрыть от него правду об истинной силе, которую она ему даровала.
– И это сработало?
– Сработало. Он годами брал у Мериам кровь. Повсюду таскал с собой флаконы с ее кровью, полагая, что только так может колдовать. Проблема заключалась в том, что он передал эту новую силу своему сыну Андреа, а Андреа передал ее своему сыну.
Пресвятые вороны!..
– Значит, Данте не нужно было на мне жениться, чтобы применять кровную магию?
– Нет. Но теперь он не может колдовать без твоей крови. Он привязан к тебе.
– А я к нему.
– Прости, Фэллон, но мы не могли позволить, чтобы он узнал о собственной магии.
Я поджимаю губы. Их логика вполне понятна, и все же… меня принудили к магическому союзу с чокнутым типом.
– Кроме того, мы не могли позволить ему умереть не от твоей руки, иначе Котел никогда не простит Мериам и останется закрытым.
– Закрытым?
– Разве я не упомянул, что Котел пришел в такую ярость, что отгородился от всех?
– Э-э, вообще-то нет.
– Я слышал, что ты хочешь снять обсидиановое проклятие с воронов, нипота. Только у Котла есть на то сила.
– Осталась ли в Люче хоть одна тайна, которая не достигла ваших широких ушей?
Юстус лишь улыбается.
– Вам лучше уйти.
– Я не оставил бы тебя, Фэллон, даже если бы не давал клятву Бронвен. Может, ты не моя плоть и кровь, но это никогда не мешало мне о тебе беспокоиться. Издалека и молча я наблюдал за твоим взрослением и необычайно горжусь той стойкой женщиной, которую вырастила Церера.
Грудь распирает от жара.
– Многие назвали бы меня бесполезной.
– Бесполезной?! Ты пересекла все королевство, привела с собой армию и не только выжила, но и победила. – Его глаза мерцают, как поверхность океана на восходе солнца.
– Вы не казались таким уж гордым, когда я пришла на пир Марко.
– Я испугался, что Марко тебя убьет, – шипит он, мерцание в глазах испаряется.
Кто бы мог подумать, что Юстус Росси настолько эмоционален? Не я, и уж точно не нонна, которая отзывалась о нем как о человеке черством. Интересно, знала ли она об этой его стороне… впрочем, наверняка знала. Раз он показал ее мне, то должен был показать и женщине, с которой создал семью, верно?
От души, подобно коре молодого деревца в разгар весны, отпадают слои культивированной годами ненависти к генералу Росси.
– И последний вопрос. Где спрятана моя мама?
Внезапно Юстус выпрямляется и отступает от меня. Только тут я чувствую биение сердца неподалеку. Вглядевшись во тьму двери, замечаю стелющуюся по каменному полу, подобно морской пене, тень.
– Раз уж ты здесь, Ластра… – Юстус склоняет голову, с лица напрочь исчезает дружелюбие, возникшее во время нашего разговора по душам, – …будь полезен и сплети Фэллон лестницу, чтобы она поднялась в свою клетку.
– Только не в клетку, дженерале, пожалуйста! Заприте дверь в подвал.
– Возвращайся в клетку. Живо! – От грубого выкрика колышется прядь моих волос, однако глаза смотрят на меня мягко и с мольбой.
Резкая перемена его настроения заставляет меня нахмуриться. Полагаю, он переживает, что Ластра сообщит о его странном поведении королю, но запереть меня в клетке – это уже перебор.
Он хватает меня за руку и притягивает к себе. Пока солдат занят выращиванием лестницы из лоз, он шепчет мне на ухо:
– На ней защита.
Ах да. Катон упоминал.
– Подними матрас обратно, Ластра.
Кивнув, мужчина затаскивает жалкое подобие кровати наверх.
– Проследи, чтобы ей не давали ни еды, ни воды, пусть пострадает за содеянное.
Мой дедушка обладает выдающимися актерскими способностями. Даже меня сумел убедить в своей ненависти ко мне.
– Если я умру от голода, от меня будет мало пользы одноглазому королю.
Юстус пронзает меня раскаленным взглядом.
– Не смей говорить о своем муже в подобном тоне!
Я пытаюсь без слов выразить свое крайнее неудовольствие тем, насколько серьезно он относится к своей роли мучителя.
– В клетку, живо.
Фыркнув, я разворачиваюсь и иду к злорадствующему Ластре, который полностью купился на театральное представление Юстуса. Обходя его, я не сдерживаюсь и, показав средний палец, называю гнойной коростой.
– Осторожно, стрега… – шипит он.
– Иначе что? – шиплю я в ответ, добравшись до ненавистной клетки. – Ударишь меня?
Его взгляд становится твердым, как нефрит.
– Тебе не помешает.
– Что ты сказал, Ластра? – грохочет голос Юстуса над акрами бутылок.
– Ничего, дженерале.
Я одариваю трусливого солдатика ледяной улыбкой и добавляю:
– Вот уж наиграется с тобой моя пара.
– Твоей паре недостает трех птичек. – Зеленые глаза Ластры мерцают, как пламя в канделябрах. – Еще два, и Люче освободится от воронов. Навсегда.
Я так резко поворачиваюсь к Юстусу, что хрустят шейные позвонки.
– Это правда?
У Юстуса дергается глаз.
– Лоркан Рибио не может не искать тебя. Ты оказалась лучшей приманкой, о которой мы могли только мечтать. А теперь закрывай дверь.
Я настолько поглощена поиском правды в выражении его лица, что руки даже не тянутся к решетке. Тогда Юстус выпускает из ладони струю воды, которая захлопывает дверцу моей клетки, а я остаюсь стоять, моргая мокрыми ресницами и глядя на его удаляющуюся фигуру. Смахнув капли, зову его по имени, однако он не возвращается.
Он оставляет меня томиться в крошечной клетке так долго, что я чуть с ума не схожу. Возможно, в этом и заключается его план – довести меня до белого каления. В конце концов, когда несколько часов
