class="empty-line"/>
— Не можем мы вернуть за Край ушедших,
но можем постараться их запомнить,
что тоже в своём роде вид бессмертья,
доступного лишь памяти достойным, — сказал Шензи.
— Его судьба извечного служенья
немаловажна, хоть и незаметна.
И мы должны воздать ему за это,
устроив подобающую тризну, — добавил Банзай.
— Однажды, может быть, великий Полчек
увековечит бедного Франциско
в строках своей очередной пиесы,
назвав её, допустим, как театр, — предположил Шензи.
— Мои сиблинги хотят сказать, — вздохнул Эд, — что Франциско был достойным товарищем и важной частью нашего театра. Мы скорбим вместе с вами, Мастер Полчек.
— Благодарю, друзья, — кивнул драматург. — Франциско было бы приятно услышать ваши речи в свой адрес. А сейчас Вар Архаичный приглашает всех нас в свой особняк принять участие в прощальном ужине.
* * *
— Неужели вы покидаете нас, мастер? — спросил Пан Полчека. — Но «Дом Живых» — ваш театр!
— Вы неплохо справляетесь сами, согласись.
Фавн и драматург стоят на балконе, глядя вниз на расцвеченную огнями ночную столицу.
— Не буду спорить, — кивает рогатой головой фавн, — особенно теперь, когда я в новом амплуа. Но без вас, Мастер, нам чего-то не хватает. Глубины, может быть. Масштаба. Устремлённости. Мы успешны, но лишь пока развлекаем публику.
— Нет ничего дурного в развлечениях, Пан.
— Так что, мы теперь сами по себе?
— Боюсь, что да. Чем бы ни закончилась моя история, её финал вряд ли пройдёт на сцене под аплодисменты зрителей.
— Я буду надеяться, что однажды вы вернётесь.
* * *
— Я буду скучать, — сказала Фаль Завирушке. — Ты уверена, что тебе действительно надо ехать? Я не знаю, что вы с Полчеком задумали, но у меня нехорошие предчувствия.
— Что-то вроде «лопаты кумкватов»? — рассмеялась девушка.
— Вот именно, — серьёзно ответила гномиха. — Не стоит недооценивать предчувствия.
— … И кумкваты?
— И их тоже. Будет очень грустно, если мы больше не увидимся. Я к тебе привязалась, подружка.
— И я к тебе, — Завирушка присела на корточки и обняла гномиху. — Но я ведь уезжаю не навсегда! Я сделаю то, что должна, и буду свободна. Я же не Падпараджа, которая совершала подвиг за подвигом, пока не стала в Империи главной. Эта судьба не для меня. Я с удовольствием вернусь на сцену, и мы ещё не раз повеселим публику!
— Знаешь, — задумчиво сказала Фаль, — я думаю, что Падпараджа даль’Обигни тоже не мечтала быть Верховной Птахой и уж тем более не хотела стать Единождымученицей. Просто каждое принимаемое решение вело её к этой судьбе. Я не знаю, каков был её первый шаг. Может быть, она тоже думала, что «сделает, что должна, и будет свободна», но именно он привёл её в итоге к Осьмишелковому Променаду, где её повесили на больших пальцах по приговору Консилиума.
— Я не Падпараджа, Фаль, — улыбнулась Завирушка, — я всего-то сыграла её несколько раз на сцене. И меня ещё где-то ждёт лопата кумкватов. Я бы и рада не связываться, но судьба слишком настойчиво требует. Ничего, немного поскучаем и снова встретимся.
— Я буду слать тебе сообщения! — сказала гномиха. — Пан обещал научить. Сказал, что у меня есть способности.
— Это же прекрасно! Будем на связи!
— Учти, если что, я примчусь тебя спасать, даже если мне придётся бежать из Всеношны в Корпору на ходулях!
— Договорились, — засмеялась девушка.
Когда тризна по гоблину закончилась и актёры отбыли назад, в свои роскошные номера для звёзд Коллизиума, Вар подошёл к Полчеку, печально сидящему у камина.
— Я договорился с Лодочником, — мягко сказал он. — Ты готов?
— Как никогда, — кивнул тот в ответ. — Больше меня тут ничего не держит.
— Ну что же, постарайся тогда выспаться. С утра в дорогу.
* * *
— Это как-то не очень похоже на ладью, — скептически сказал Полчек, рассматривая причудливый транспорт.
— Название — всего лишь традиция, — сказал стоящий рядом человек в тёмном балахоне.
Из-за закрывающей лицо сплошной маски с дыхательными трубками из тусклой меди и круглыми стеклянными окулярами, обрамлёнными в латунь, голос его звучит глуховато, но разборчиво.
— Это краевой проницатель, было бы странно, если бы он походил на убогую каботажную посудину из числа лоханок, на которых возят дешёвую контрабанду. Его название — «Безумный Крылодыр».
— Вы — Лодочник? — поинтересовался Полчек. — Нам нужно знать о вас что-то ещё?
— Я — Лодочник, и этого достаточно. Мы не дышим вашим воздухом и не сообщаем вам своих имён. Не сочтите это неуважением, но чем меньше связь с этой стороной Грани, тем легче принимает та.
— Мы уважаем ваши обычаи, — кивнул Вар.
— Это не обычаи, — отрезал Лодочник. — Просто техника безопасности.
— Как вам будет угодно. Нас четверо, мы все здесь, мы готовы отправляться.
— Вы изъявили желание заключить кредитный договор. Кто именно оплатит проезд?
— Я, — коротко сказал Полчек.
Спичка шумно вздохнула и закатила глаза — все споры на эту тему оказались безрезультатны. Драматург настоял на своём, совершая, с её точки зрения, непростительную ошибку.
— Вам известны условия?
— В общих чертах. Я обмениваю посмертие на право проезда, моя душа переходит в монету.
— Не совсем так, — поправил его Лодочник. — Ваша душа становится монетой. Детали важны. Впрочем, вы можете ознакомиться с договором, там всё написано.
Он достал из рукава своей плотной хламиды свёрнутый в трубочку документ и протянул его Полчеку. Руки Лодочника оказались закрыты перчатками из толстой кожи, проклёпанной и усиленной медными накладками.
— Тут сложно то-то понять, — признался Полчек через несколько минут. — Слишком много сносок и толкований терминов.
— Так и есть. За века применения пришлось внести множество уточнений в текст. Каждое поколение юристов пыталось оспаривать его пункты заново. Разумные Альвираха отчего-то склонны в старости менять свои решения относительно посмертия, принятые в молодости. Но я сразу предупреждаю — ни один договор ещё не был расторгнут по юридическим основаниям.
— А какие ещё бывают основания?
— Взаимное согласие сторон. Неисполнение обязательств с нашей стороны. Прочее, — перечислил Лодочник. — Случаи единичны, не советую рассчитывать, что оплата не состоится. Наш нефилим, Киноринх, Великий Червь Проницающий Грань, лично гарантирует исполнение сделки.
