Освободительную войну и искоренять шпионов и изменников. Мы не можем допустить никаких военных мероприятий по искоренению коммунистов; более того, мы не допустим, чтобы даже этот зловещий термин — „искоренение коммунистов“ остался в китайской истории… Никакие военные мероприятия по „искоренению коммунистов“ впредь не будут иметь место, это я могу со всей ответственностью заявить и гарантировать Национальному политическому совету».
Обратите внимание: этот палач заговорил очень «мирно». Даже «ответственного заявления» ему показалось мало, и он добавил ещё «гарантии»! Но за что брал на себя «ответственность» этот палач? Что он «гарантировал»? Не что иное, как подготовку новых «военных мероприятий по искоренению коммунизма».
Предательское нападение Чан Кайши на Новую 4‑ю армию на юге провинции Аньхой и понесённые ею жертвы не пропали, даром: этой ценой была вновь разоблачена контрреволюционная физиономия Чан Кайши, и его изоляция от народа усилилась даже по сравнению с периодом первой антикоммунистической кампании. Политика Мао Цзэдуна очень сильно пошатнула политическое положение Чан Кайши, окрепшее было после начала Освободительной войны. Именно после этих событий стал складываться блок демократических организаций либеральной и мелкой буржуазии, что явилось одним из важнейших свидетельств дальнейшей политической изоляции Чан Кайши. В этих условиях ему не оставалось ничего другого, как прибегнуть к тактике выжидания.
Третья антикоммунистическая кампания вызревала в ходе следующих событий:
1. В июне 1941 г. фашистская Германия совершила нападение на социалистический Советский Союз. Как сообщило агентство Синьхуа в телеграмме из Чунцина от 24 июля,
«доверенные лица Чан Кайши при отъезде из Китая немецких фашистских дипломатов дали пышный прощальный банкет, провожая поверенного в делах Германии, главу отделения агентства Трансоцеан в Чунцине и многих других лиц. В качестве хозяев выступали Хэ Инцинь, Чжу Цзяхуа и другие главари прогерманской группы. О чём беседовали между собой гости и хозяева, остаётся неизвестным, однако по свидетельству лиц, близких к Хэ Инциню и другим германофилам, Хэ Инцинь на банкете утверждал, что победят непременно Германия и Япония, а Англия и Советский Союз потерпят поражение… Прощальный банкет был устроен с целью снискать расположение Гитлера и сохранить открытыми двери для восстановления отношений и дружбы с Германией. В прогерманских кругах муссировались слухи о том, что немецкая сторона обязалась — после того как германская армия выйдет в Среднюю Азию — построить железную дорогу до Ганьсу и помочь Китаю установить фашистский режим; китайская же сторона, поскольку весь план зависел от победы Германии над Советским Союзом и от нападения Японии на СССР, должна немедленно развернуть антикоммунистическую и антисоветскую активность».
Вот в чём состоял скрытый ход Чан Кайши после разрыва дипломатических отношений с Германией. Разрыв с Германией — это для Англии, США и СССР, для китайского народа; душа же Чан Кайши тянулась к своему учителю — Гитлеру.
2. 8 декабря 1941 г. вспыхнула тихоокеанская война[109]. Опасность дальневосточного Мюнхена миновала, но отношения между Чан Кайши и японцами ещё более усложнились. Жестокие поражения англо-американских войск на первом этапе войны заставили Чан Кайши ещё более преклоняться перед «мощью» японских захватчиков. Министр иностранных дел чанкайшистского «двора» Го Тайци в наказание за поспешность в так называемом объявлении войны Японии, Германии и Италии был уволен в отставку. Чан Кайши лишь после больших колебаний подписал декларацию 26 Объединённых наций, считая присоединение к ним делом совершенно бесполезным. Вот почему один из видных деятелей ЦИК гоминдана в январе 1942 г., по поручению Чан Кайши, в беседе с американскими журналистами заявил:
«Китай в войне против Японии понёс тяжёлые жертвы, поэтому, если помощь по-прежнему не будет оказана, Китай приступит к сепаратным переговорам о мире».
Примерно в марте того же года мэр Гуйлиня неожиданно обнаружил некоего японского авантюриста по фамилии Курота, пытавшегося повидать председателя провинциального правительства Гуаней Хуан Сюйчуя. Хуан Сюйчуй запросил инструкций у Чан Кайши и получил указание последнего взять Курота под наблюдение и вступить с ним в тайные переговоры.
Случаи капитуляции гоминдановских генералов перед противником всё более учащаются; повышаются и ранги капитулирующих. Полные генералы, генерал-лейтенанты, командующие и главнокомандующие по секретным приказам Чан Кайши один за другим переходят на сторону японских захватчиков. Теория Чан Кайши об «извилистом пути» получает дальнейшее развитие. Гоминдановский штаб 1‑й военной зоны издал секретный документ, в котором говорилось:
«Борьба с предательством — дело крайней важности, и здесь нужно действовать диференцированно. Прежде всего нужно заниматься искоренением коммунизма. Если это может повлиять на ход Освободительной войны, то следует идти извилистым путём».
Именно в это время переход гоминдановских генералов и офицеров на сторону японцев принимает повальный характер. Чанкайшистская камарилья всеми средствами оправдывает перешедших к противнику генералов и офицеров. Например, о Пан Бинсюне представитель гоминдановского военного комитета заявил, что «он остаётся непреклонным перед японскими захватчиками, остаётся преданным и смелым, твёрдым и непоколебимым». Хэ Инцинь на «мемориальной неделе»[110] также открыто отрицал факт капитуляции Пан Бинсюня и Сунь Дяньина. А в это время гоминдановский генерал-капитулянт Пан Бинсюнь, получив от японцев и Ван Цзинвэя ранг «главнокомандующего операциями по истреблению коммунистов в районе Шаньси — Хэбэй — Шаньдун — Хэнань» и «главнокомандующего 24‑м корпусом армии мира и спасения родины», уже вёл военные действия против 8‑й и Новой 4‑й армий.
Теперь положение стало предельно ясным: все капитулировавшие генералы и офицеры действовали по приказу Чан Кайши. Весной 1947 г. Сунь Дяньин был захвачен в плен войсками Народно-освободительной армии. При встрече с генералом Лю Бочэнем[111] Сунь Дяньин воскликнул: «Чан Кайши приказал мне стать предателем. Позже он тайно прислал ко мне своего человека, пытаясь изъять приказ. Разве так поступают?» По свидетельству подчинённых Сунь Дяньина, с приказа была снята фотокопия, которая тщательно сохраняется.
25 февраля 1946 г. шанхайская газета «Дагунбао» в корреспонденции «О цзинаньской группе в Ичжоу» писала, что когда политкомиссар Новой 4‑й армии наотрез отказался разговаривать с представителями марионеточных войск, «У Хуавэнь, слегка улыбаясь, заявил: «5 января 1943 г. я вступил в марионеточные войска по личному приказу генералиссимуса Чан Кайши, специально для того, чтобы бороться с коммунистами…»
Такова была одна сторона этого подлого дела — переход из армии и партии Чан Кайши к японским захватчикам.
Но существовала и другая сторона — возвращение к Чан Кайши от японских захватчиков. Иначе говоря, отношения Чан Кайши с японцами в то время характеризовались именно таким «обменом людьми». Возвращение началось с Тао Сишэна, затем на самолёте прилетел У Кайсянь и так далее, один за другим. При отъезде У Кайсяня его провожал офицер японского штаба генерал-майор Кабаяси, который подчеркнул, что
«отношения между японцами и Чунцином рано или поздно непременно станут дружественными во имя совместной борьбы против
