– И перед тем, как читать кому-то лекции о морали, неплохо для начала поинтересоваться, сколько ему лет!
- И сколько? – осторожно улыбнулся Ромка.
- Двадцать семь! – гордо заявила Женька и встала с кровати. – И не тебе, сопливому, меня жизни учить!
Они встретились взглядами. И было что-то в Ромкиных глазах, отчего вдруг стало трудно дышать. Будто весь воздух на планете исчез в один миг.
- Тогда ясно, вопросов нет, - усмехнулся он и отвернулся.
Женька хотела что-то сказать, но слова застряли где-то на уровне груди.
Она молча взяла с кровати карточку-ключ от своего номера и, расправив плечи, как красный командир перед расстрелом, гордо прошлепала к двери.
Глава 16. День третий. За забором лопухи, на колу мочало. Песня наша хороша…
Женька на автомате притопала в свой номер, стянула одежду и встала под душ. Холодный душ. Практически ледяной, настолько, насколько он может быть ледяным жарким июльским днем.
Ромкины слова не шли из головы, прокручиваясь вновь и вновь, вызывая раз за разом острый приступ обиды.
Доля правды в том, что он говорил, безусловно, была – чего уж там. Но только доля. Небольшая частичка. И от этого было паршивее вдвойне.
«Одеваюсь я, видите ли, развратно! – угрюмо думала Женька, нанося на мочалку гель для душа. – Можно подумать! Один раз надела откровенное платье – и уже шалава, каких свет не видывал. Дима - поэт лез под юбку, когда я была нормально одета! Может, для Илларионова прилично – когда девушка в парандже? Или в водолазном скафандре? Нет, наверное, два в одном: снизу скафандр, сверху паранджа. И для уверенности колючей проволокой обмотать! И ток пустить!»
Она презрительно фыркнула и закрыла воду.
Удивительно, но чувствовала Женька себя вполне прилично. То ли водные процедуры помогли, то ли Ромкина таблетка подействовала, но голова болеть перестала.
Она собрала волосы в узел, закрепила заколкой-прищепкой, полезла в шкаф и сняла с вешалки очередной легкий сарафанчик.
В глазах, правда, чувствовался дискомфорт, и Женька нацепила подаренные Ромкой очки.
«Нормальный курортный вид! – оценила она собственное отражение в зеркале. – А что себе Ромка-балбес думает - это его личные половые проблемы. Мы с ним, надо понимать, как в море корабли? Отлично, хоть отдохну спокойно!»
Отчего-то радости эта мысль не принесла. Наоборот. Совсем наоборот. Но Женька гордо задрала голову и выскочила из номера.
Время приближалось к десяти, и людей на аллейках пансионата было немного. Все ушли на пляж.
Солнце почти вошло в дневную силу и нещадно грело тротуарную плитку - от нее исходил жар, будто от камней в сауне. От влажного, политого утром газона, в воздух поднимались пряные ароматы – точь-в-точь, как от залитого кипятком травяного чая.
На завтрак Женька уже опоздала, но кушать внезапно захотелось – чего-нибудь легкого.
«Кефира куплю, - решила она, подходя к административному зданию, где располагался магазин. – С перепоя самое то».
Мысли сразу потекли по предложенному руслу. С алкоголем было непонятно. Напиваться так, чтобы наутро ощущать провалы в памяти, для Женьки не было чем-то ординарным. Совсем.
«Бывало, конечно, пару раз, что перебирала и болтала глупости! – честно признала она. - На выпускном в универе и на девичнике у Лины. Но чтобы совсем ничего не помнить… на ровном месте… еще и два дня подряд… Позорище, одним словом!»
И ладно с Ромкиным экспериментальным коктейлем на спирту - Женька просто не почувствовала градус, и развезло ее практически с двух глотков. Но водку Женька хоть и не любила, но с той все было понятно. Норма – три стопки, не больше.
И, хоть убей, имелось стойкое ощущение, что именно столько она и выпила. А потом добросовестно мухлевала, только делала вид, что пьет, а сама виртуозно прятала нетронутые стаканы.
«Но ведь что-то шибануло в голову, и я все-таки напилась! - со вздохом согласилась она с очевидным. – Зачем? Ромка на меня плохо влияет, однозначно!»
Женька купила питьевой йогурт в пластиковой бутылочке и упаковку галетного печения. А еще взяла пачку мятных жвачек и закинула в рот сразу две подушечки.
«Типичная алкоголичка, - всплыло в голове удрученное. – С утра в темных очках и с зубодробильным запахом ментола».
Ромку она заметила сразу, лишь вышла из магазина.
Он стоял с двумя молоденькими, совсем незагорелыми барышнями, и что-то им увлеченно рассказывал. Девушки были симпатичные и, словно по Ромкиному заказу, – обе русоволосые и голубоглазые. И, совершенно не стесняясь белой кожи, щеголяли в до неприличия коротких шортиках и вязанных маечках-сеточках. Естественно, безо всяких бюстгальтеров.
«А я, между прочим, себе такого не позволяю! – насупилась Женька. – Хоть у меня и форма лучше, и размер приличнее. А сарафан не просвечивается, как у этих! Но почему-то всяким лошадицам кое-кто на тему морали не зудит! Наоборот, лыбится одобрительно. Одним словом, балбес!»
Это как-то называлось, умным словом… или двумя умными словами, но мозг был, словно вата, и Женька не вспомнила.
Зато заметила, что девушки держат за ручки чемоданы.
«Новенькие, только приехали», - окончательно заключила она и против воли уставилась на Ромку.
Ромка был как Ромка – высокий, симпатичный, обаятельный. Глаза с наслаждением скользнули вниз по его спортивной фигуре, и Женька вдруг вспомнила, что шорты у того надеты на голое тело.
И от этого знания ее вдруг бросило в жар. Словно было что-то между ними… особое… интимное… известное лишь им двоим. Хотя обида на утреннее Ромкино поведение не только никуда не делась, а даже усилилась.
Ромка заметил подругу, обернулся к ней, улыбнулся и даже открыл рот, намереваясь что-то сказать…
Но Женька лишь задрала нос и невозмутимо продефилировала мимо. Она была зла на Ромку. Настолько зла, что даже когтистый зверь при виде того, как он любезничает с другими, не проснулся.
«Нафиг с пляжа!» - гордо решила она.
И отправилась на пляж.
Море в этот раз показалось каким-то ненастоящим: слишком синее, слишком картинное, слишком… Точь-в-точь, как на рекламных буклетах, где только внешние прелести афишируются, а истинного морского характера не разглядеть.
Но Женька добросовестно исполнила традиционный ритуал: сплавала несколько раз к буйкам, поныряла. А потом долго лежала на воде, раскинувшись звездой, и глядела на легкие, полупрозрачные облака. И на стайку резвящихся в морской дали крошечных яхточек.
Море тихонько урчало, переплескивало через нее волной, ласково гладило по лицу, оставляя на губах неповторимый мягко-солоноватый вкус. И отчего-то вспомнилось Ромкины поцелуи. Умеет же быть нежным,
