сучкой. — Это сказал Бастиан, его голос был таким глубоким, хриплым и отчетливым, что я узнала бы его где угодно. — Ты нам не заплатил. Либо ты потерял деньги, либо ты их у нас выманил. Что именно, Бьянки?
Я сделала мысленную пометку, что передам Дженн это имя во время нашего следующего сеанса, а также все, что смогу выудить из этого разговора.
Голос Бьянки тихо дрожал.
— Я передам его вам. Обещаю.
На этот раз голос был более ровным. Твердый. Самодостаточный. Смертоносный. Винс.
— У тебя есть дочь, не так ли?
Бастиан притворно рассмеялся, но затем добавил.
— Как ее зовут? Мара? Мария?
— М-марта. — Я напряглась, чтобы расслышать едва слышный голос Бьянки.
Мне было жаль парня. Я едва справлялась с одним Романо, а перед ним трое, которые его дразнят. Я шагала как можно тише, делая вид, что говорю в телефон, оживленно жестикулируя руками. На самом деле мне хотелось быть ближе к их голосам. Я и так едва их слышала.
Из горла Бастиана вырвался еще один смех. Он был таким мрачным, что по моему телу пробежал холодок, отдаваясь в каждой конечности.
— Марта. — Он хмыкнул. — Точно.
— Разве ты не трахал ее, сынок? — Джовани Романо тщательно подбирал слова, обдумывая их. — И как она была?
Я поморщилась от его грубых слов, сочувствие к Бьянки охватило мое сердце. Меня учили не испытывать сочувствия, работая под прикрытием, и, хотя я понимала, что Бьянки должен был знать, во что он ввязался с семьей Романо, я не могла не сочувствовать.
В конце концов, моя мама тоже попала в переделку с семьей Де Лука, прежде чем забеременела мной и сбежала. Насколько мне было известно, Бьянки мог быть моей мамой, а Марта — мной.
— Бывало и лучше. — Сухие слова Бастиана говорили о скуке, которую, как я догадываюсь, он чувствовал, и что-то в его безразличном тоне меня успокоило.
Я ненавидела себя за это.
— Марта. — Спокойствие Винса было жутким, как предупреждающие толчки перед сокрушительным землетрясением. — Я помню ее. Милая девушка. Очень жаль.
В воздухе повисла долгая пауза, прежде чем Бьянки заговорил снова.
— Жаль?
Слова Винса были неопределенными. Ничего такого, за что я могла бы его арестовать. Тем не менее, угроза оставалась явной. Я бы никому не пожелала оказаться в положении Бьянки.
Винс проигнорировал Бьянки.
— Я и забыл, как она выглядит. О, подожди. Разве ты не видел ее на днях, Бастиан?
Они дразнили Бьянки. Это было жестоко, но от печально известной семьи Романо я не ожидала ничего другого. Если бы моя мама не сбежала от семьи Де Лука и не скрыла мое существование, была бы я Бастиано или Бьянки при таком раскладе? Была бы я бессердечным монстром или измученной жертвой?
Я отказывалась быть ни тем, ни другим.
— Хм… Я не помню. — Дверь приглушила игривый голос Бастиана, но от этого он не стал менее эффектным. Он был либо феноменальным актером, либо садистом, которому нравилось причинять боль.
Я ставила на оба варианта.
Они были монстрами.
Все они.
Находясь под прикрытием в баре, даже всего неделю или около того, я упустила это из виду. Я очеловечила их, приписала им нормальность ресторанного бизнеса, а в Бастиане видела лишь придурка, у которого было сердце только тогда, когда дело касалось его сестры и семьи.
Это была ошибка, которую я поклялась больше никогда не совершать.
Им троим было слишком весело. Издевались над этим беднягой. Если бы не короткий голос Винса, я бы поверила, что это их возбуждает. Что они жаждут дразнить и запугивать Бьянки.
На самом деле они не сказали и не сделали ничего противозаконного. И все же. Если только я не хотела раскрыть свое прикрытие, что разрушило бы мою карьеру в ФБР, я ничего не могла с ними поделать. Я была безнадежна. Беспомощна. И будь я проклята, если это не заставляло меня чувствовать себя никчемной.
Джио прочистил горло.
— Почему бы нам не посмотреть записи с камер наблюдения?
О, черт.
Его слова остановили меня, и я изо всех сил старалась не бросить взгляд на камеры наблюдения. Моя хватка на телефоне ослабла, и я уронила его, пытаясь и не пытаясь поймать. Он упал на пол с тихим стуком, и когда я наклонилась, чтобы поднять его, дверь распахнулась.
Мои руки все еще были на полу, а задница — в воздухе, когда Бастиан вышел. Его глаза впились в мои с жуткой точностью, и я поддалась ярости.
Они были смертоносными.
Яркими.
Раздраженными.
Если бы у смерти было лицо, то это было бы лицо Бастиана.
И он смотрел прямо на меня.
БАСТИАНО РОМАНО
В ресторанном бизнесе говорят, что если вы получили премию Джеймса Бирда, значит, вы добились больших успехов. Это повод для гордости. Что-то, что можно поставить на полку с трофеями, добавить в свой профиль на LinkedIn или что-то еще, что делает типичный унылый сопляк.
Но у меня была не одна, не две, а три награды Джеймса Бирда за лучший ресторан. Три гребаных награды Джеймса Бирда, а я заботился о каком-то жалком придурке из подмышек Нижнего Ист-Сайда.
Это, черт возьми, не было похоже на то, чтобы стать большим.
Томми Бьянки думал, что ему сойдет с рук выманивание денег у моей семьи и обрюхачивание моей троюродной сестры. Мы, конечно, злились из-за денег, но этого было недостаточно, чтобы навестить меня, дядю Винса или Джио — не говоря уже о нас троих вместе.
В любой другой день это был бы простой солдат Романо, обрушивший на его голову дождь ударов. Но Томми Бьянки совершил ошибку, бросив деньги, которые он содрал с нас, моей кузине и велев ей найти ближайшую клинику, когда она со слезами на глазах сообщила ему, что беременна.
Джио, конечно, был оскорблен, не обращая внимания на то, что совсем недавно он пытался заложить эту же кузину мне. Дядя Винс, напротив, был в полной ярости, и это делало его смертельно опасным.
Этого нельзя было понять, просто взглянув на него. Но я знал его достаточно хорошо, чтобы понять, что рука, которую он держит в кармане брюк своего сшитого на заказ костюма от Тома Форда, сжата, а непринужденность его тона скрывает густо завуалированную ярость.
Дядя Винс прислонился к краю моего стола и скрестил ноги в лодыжках.
— Марта. — Он наклонил голову в сторону. — Я помню ее. Милая девушка. Очень жаль.
Я боролся с желанием вздохнуть. Мы разыгрывали Бьянки. Это должно
