больно сжимает душу, однако в то же время над его головой загорается невидимое пламя, двигающее его тело вперед. Вера! Вера в свое существование, вера в исправление всех своих ошибок, вера во всеобщее милосердие Бога! Да, этот человек по-своему сошел с ума для окружающих, но сам он обрел счастье, которое не будет у тех, кто смеется над ним. Он- человек! И этот вывод дает стимул ему идти вперед! Неважно, что вокруг, главное, что внутри, ведь так?
Открыв дверь в курительную комнату, человека тут же встретил вопрос.
— Соединяются ли три моря, образуя океан? Или моря были изначально едины, просто отличались невидимыми границами надуманных людей?
— Океан един, как и все воды, — ответил человек и подошел к окну.
Почтальон, подергивая правый ус, рассматривал гордый и уверенный стан гостя.
— Так значит, все сложилось в единое целое?
— Да, — наблюдая за ярко-голубым небом над серым городом, ответил человек.
— И как ее могила?
— Полностью слилась с природой, как и хотела ее душа.
— Странная была актриса, — почтальон потянулся к пустой пачке сигарет, но тут же рука человека предложила ему сигарету с эмблемой ниже фильтра. — Что ж означает этот символ?
— Одному Богу известно, — ответил человек.
— Так ты в итоге куришь?
— Когда курю, когда не курю. Сейчас время хорошее, нельзя курить.
— Говоришь прямо, как она. Видно, в кого ты такой… И все же странной актрисой она была. У нее же была слава, известность и деньги, она ради этого бросила свой родимый дом, а в итоге стала одержимой детскими местами. Человек- душа, что уж сказать… Она с самой юности привыкла кардинально менять свою жизнь, и конец ее блистательной жизни такой, какой и должен быть у странной актрисы.
Мечтательный дым сигарет улетел к потолку, образуя внутри комнаты тучи.
— Каким вы ее видели?
— Все были восхищены ею… Даже в преклонном возрасте, когда я бросился в это жестокое ремесло, будучи новобранцем, она сияла… Казалось, это был единственный человек, кто смог победить старость. Весь мир надеялся на то, что сцена увидит ее невероятно пленительный и очаровывающий талант еще долгие-долгие годы. Многие уже тогда предсказывали ей красивую и достойную смерть великой актрисы. Но она не была великой. Она была странной. И та смерть, что жила в газетах, совсем не подходила ее душе. Кажется, один я, смотря, как она читает монологи, видел истинную суть ее красивой натуры. Ей всегда хотелось спокойствия. На сцене она могла заткнуть весь мир, чтобы вокруг воцарилась тишина, пока из ее уст вылетал чарующий монолог о чудесах обыденности жизни, но стоило ей сойти по ступенькам вниз, как этот же мир оглушал и конфузил ее. Ей не хотелось жить в пестрых красках ложной сцены. Ей хотелось искреннего тепла. Поэтому столь престранная актриса, казавшаяся всем открытой, решилась бросить все, вернувшись в родные места, которые уже никогда не приняли бы ее.
— Такой я ее совсем не помню…, — человек медленно повернулся спиной к окну.
— Конечно, ее поглотила блестящая суета. Когда на тебя направлены сотни объективов, трудно разглядеть среди одинаково замученных журналистов лицо родного сына. Не вини ее, она пыталась отдать тебе все свое свободное время, но такой темп жизни обязательно сжег бы тело до пепла. И сжег бы мгновенно, неумолимо… Все это видели, но никто не хотел принимать старость ее души. Все думали, что она является настоящим воплощением молодости, не способным обрести морщин. Но, увы, ошиблись все. Все до единого.
— Ее я не виню, — долго думая, в итоге ответил человек. — Единственное, о чем я жалею, что не смог провести ее в последний путь. Я был тем, кто являлся ее творением… Ее монологом. Даже самые близкие родные и друзья отвернулись от нее. И я, как самое настоящее воплощение ее мечты и таланта, обязан был посмотреть в ее глаза последний раз… Но, как показало время, творение отвернулось от своего создателя. И мне очень стыдно не перед миром, а перед ней…
Почтальон лишь тяжело выдохнул сигаретный дым. В голове мелькали отрывки незнакомого детства и еще теплого вчерашнего прошлого. Расчленение души все же отразилось на человеке… Некоторые чувства бесследно улетели в небытие. Душа осталась неполноценной. Но одно чувство осталось ярким, осталось четким и вечным. Стыд. Стыд за самого себя, стыд за окружающих и стыд за всех тех близких, что не смогли принять ее перед смертью. Этот стыд неприятно щекотал тело изнутри и особенно контрастно рвал на куски сердце. ё
Маленький луч солнца смог проникнуть в курительную комнату. Он проходил сквозь черные тучи табачного дыма и разрезал край стола на две неровные части. И с этим лучом душа человека на миг замерла и продолжила свое движение уже куда ровнее.
— Хотел еще у вас спросить… Почему вы хотели убить меня? — человек без ненависти и коварства, искренними и ясными глазами взглянул на сгорбленное тело собеседника в синем комбинезоне.
Почтальон долго глядел на свои руки. Его глаза не двигались. Грудь чуть-чуть вздымалась, но со стороны казалась неподвижной. Уродливая статуя, полная отчаяния и одиночества на своих плечах, стояла сейчас перед человеком.
— Так все-таки ты меня раскусил? — спросил почтальон, не улыбаясь и не шевелясь.
— Да, — резкий ответ показался грубым даже самому человеку. Но почтальон лишь грустно улыбнулся и тоже взглянул на полоску света, которая становилась все шире.
— Я был зол на тебя. Все думали, что она бросила свою карьеру и сбежала в родные места из-за тебя. Ходили слухи, что ты заставил ее бросить это дело и окончательно завянуть где-то в глуши. И весь театральный мир ополчился против тебя, хотя ты сам этого и не заметил. Да и большинство людей в мире тоже не почувствовали эту злобу, ведь наше искусство уже давно вышло из моды. Однако все те, кто знал ее, были в бешенстве. Настолько она очаровывала всех своими талантом, что люди готовы были идти на убийство. Настоящая богиня…
Почтальон замолчал. Он засмотрелся на ясно-голубое небо, в котором хранилось дорогое каждому счастье, спрятанное в мечтах, плавающих в этой далекой голубизне.
— Когда она неожиданно ушла со сцены навсегда, я еще несколько месяцев жил в ожиданиях ее нового спектакля. Но с закрытием того сезона, все стало ясно… Вера в жизнь стольких людей больше не вернется. Каждый по-своему принял тот факт, что настоящее счастье, ради которого мы жили театром, исчезло. Однако точно я могу сказать только про свои чувства. И… Мне было невыносимо оставаться в театре. Это было похоже на возвращение в
