— мое сердце пылало. — Знаешь почему Дьявольская Луна потеряла надежду? Почему ее хроника закончилась? Потому что в ее жизни больше не было смысла.
Пришел момент, когда глава Фракции Чести слег, а Дьявольская Луна пробормотала в одиночестве, что мир рухнул. Вот и все. Если посмотреть на этот мир, как на книгу, то эта фраза была последними словами на последней странице.
Все бессмысленно. Неважно, что персонаж говорит. Персонаж движется, куда-то идет, живет и чувствует, но это тоже уже не имеет никакого значения. Даже если действие растянуто на еще несколько сотен реплик диалогов или тысячу строк — все безрезультатно. Это лишь чистые страницы, белая бумага. Книга закончилась. Мир рухнул. Директор Библиотеки называл это «остановкой выпуска». Но я не хочу, чтобы этот мир погиб так. Не хочу, чтобы судьба персонажа по имени Дьявольская Луна сложилась таким образом.
Я выглянул из пещеры. Вокруг раскинулось снежное поле.
— Я стал бы прекрасным бандитом, ведь я лучший воришка в этом мире. Я должен одержать победу, потому что у меня есть и навыки, и сила. Охотники и другие люди не смогут этого сделать, боясь остаться инвалидами на всю жизнь, но мне не нужно беспокоиться о своей заднице. Мне нужно просто поставить перед собой цель и идти к ней. Я сделаю это, несмотря ни на что. А теперь можешь смеяться надо мной, — я остановился и повернулся всем корпусом.
— Великолепный план, Зомби.
«Циничная улыбка не привлекает, но цинизм конкретного человека может подкупать».
Я голодал.
«Справедливые доводы подкупают, но люди, которые по ним живут — нет».
Я голодал день.
«Я тоже человек. Я должен жить».
Я голодал два дня.
«И ответ, как мне жить, очевиден».
Я голодал три дня.
Голодал и снова голодал.
Голод. Что такое голод?
— Хм…
Прошла неделя с начала голодовки. Первые два дня были самыми мучительными. На третий боль притупилась. Мысли замедлились. Все перед глазами застилала белая пелена.
Если сравнить жизнь человека с рекой, то в такие моменты поток утихает. А в голодные годы река полностью пересыхает.
Засуха. Она начинается без предупреждения. Источник воды становится все меньше и меньше, пока однажды источник страданий, источник создания, источник жизни не иссякнет.
Это и есть голод? Дьявольская Луна хотела, чтобы я так тренировался?
— Нет, — я встал из позы лотоса. — Это не так, — пробормотал я тихо. — Ничего не получится, если я буду просто сидеть на месте.
Я взял меч. В своей голове я нарисовал «схему» Умения Бога Дьявола. Я замахнулся именно так, как было на «картинке». Бездумно. Без определенной цели.
— Что ты делаешь?
— Тренируюсь.
Зима была холодной. Я простудился. Интересно, это потому что последние семь дней я ел только снег? На морозе мое дыхание напоминало снегопад.
— Думаю, я ошибался. Это так глупо… Голод, о котором говорила Дьявольская Луна, не обозначает просто «не есть». Голодать, сидя в позе лотоса, не так уж и сложно.
Я просидел так целую неделю, поэтому, когда я начал двигаться, то тут же запыхался. Мышцы дрожали. Дышать стало трудно.
— Голод — это когда я хочу поесть, но не могу.
Мой танец не был прекрасным. Он был неумелым, неуклюжим. Я вспотел. Это сильно отличалось от того, чтобы просто тихо сидеть в позе лотоса. Тело двигалось с трудом. Пот тек ручьем. Наверное, жидкости было столько же, сколько воды я выпил за всю жизнь.
— Целую неделю я думал о крестьянине. Голодном крестьянине…
Что такое голод?
Какой крестьянин не пойдет работать на поле просто потому что он голоден? Вне зависимости от того, поел ты или нет, нужно работать. Крестьянин работает, хотя есть ему нечего. Это и есть голод?
Крестьянин машет мотыгой, вспахивая землю, и чувствует голод. Хотя семена не прорастают в земле, он все равно должен их посеять.
«Потому что у него нет выбора», — я закрыл глаза.
Земля. Я вспомнил, как иссохшая земля разбивается на десять тысяч песчинок.
«Я так голоден…»
Крестьянин ударяет мотыгой по бесплодной земле. Под лопатой хрустят песчинки, словно кто-то разломал засохшее печенье. Дождя не было уже больше полугода. Источник пуст. Колодцы в деревне высохли. На рисовом поле нет ни капли воды. Посреди дня старик приходит ко входу в деревню и садится там. Он молчит. Сухое лицо дедушки покрыто морщинами.
Это засуха. Солнце жарит. Некоторые жители уже бросили земледелие, их рисовые поля пришли в упадок и у них не осталось больше причин покидать свои дома. Жители деревни забрали детей и отправились на морской берег.
Но несмотря ни на что, этот крестьянин еще не потерял надежду.
«Почему?»
Работа в море отличается от того, чем он обычно занимался. Он не умеет ловить рыбу. Человек может научиться делать все, чтобы выжить и добыть еду, но этот крестьянин знает только то, что прокормить его может земля. Земледелием занимался он, его отец, его дед и прадед…
Первый день. Второй и третий. Четвертый. Фермер выходит на рисовое поле. Он идет работать, хотя знает, что ничего толкового из этого не выйдет. Вечером он поднимется на гору за его домом, чтобы срезать немного коры с дерева*. Ее осталось немного — жители деревни уже почти все содрали.
Когда он спустился с горы и оглянулся, то увидел, как белеют деревья. Издали казалось, что там растет березовый лес. Из-за голода все перед глазами застилала белая пелена. Но…
Крестьянин ударяет мотыгой по бесплодной земле.
Я рассекаю мечом воздух.
А он даже не может съесть эту кору. У него есть семья. Уже больше недели его желудок пуст. У него есть дети.
— И?
Он продолжает копать землю мотыгой. Я продолжаю рассекать воздух мечом.
— Так что ты собираешься делать? — спросил Королевский Меч.
Он идет к колодцу в деревне. Ему едва удается насобирать пригоршню воды из источника. Он заливает кору этой водой. Добавляет съедобные листья, варит. Густой аромат коры смешивается с запахом свежих листьев и клубами пара поднимается над горшком. Крестьянин сглатывает слюну. Он голоден.
И я тоже сглатываю слюну. Я так голоден…
Он хочет оторвать кусочек коры и открывает котелок. Во рту чувствуется вкус коры, аромат душистых листьев, смешанный с густым паром. Так сладко, так приятно. Он хочет впиться зубами в этот кусок коры. Густой суп кипит. Чувствуется запах сырой земли, а сам суп коричневого цвета. Кора была подобна съедобной почве.
«Хочу есть».
Но он терпит.
«Я
