сразу в массовое производство. Пока посчитают, пока технологию разработают, пока запустят в производство десять лет может пройти. Вообще этот Госплан я бы разогнал к чертовой матери.
— А что взамен?
— Я бы заводы и фабрики легкой промышленности, предприятия сельского хозяйства прикрепил бы к оптовым базам без госплана. Базы напрямую бы заказы посылали на производство
— Нельзя напрямую.
— Почему?
— Как же тогда считать сколько товара завод произвел, сколько ушло в брак, а сколько свистнули? Госплан не только товары, но и сырье и ресурсы считает необходимые. Они ВВП считать не смогут. Вы же понимаете?
Солдатенко махнул несвободной рукой. В порыве разговора он забыл, что прикован наручниками
— Они и сейчас считать не могут. Фикция это всё.
— Как это не могут?
— А вот так. Ты знаешь как при Сталине считали?
— Нет, как?
— При Сталине В первую очередь производство считали не через денежное выражение, а при помощи физических показателей штуки, литры, килограммы, метры — это два основных принципа сталинской модели экономики, которая позволила провести индустриализацию и победить в войне. По тринадцать процентов в год росли, вторыми в мире стали.
— Ого, а вы Сталинист, а с виду не скажешь.
Солдатенко зло зыркнул на меня глазами.
— Много ты знаешь. Сталинист. Я не сталинист, а правду говорю. Экономика в четырнадцать раз выросла с двадцать девятого по пятьдесят пятый год.
— Так говорят, за счет труда заключенных. Полстраны сидело, полстраны охраняло.
— Чушь. Сколько сидело? Один процент населения? А росли на тринадцать процентов
— Ну еще пленные немцы были.
— Ты возьми посчитай. Их было два миллиона. Ну три. Все равно не сходится. Эти три миллиона не заменят, тех кого выкосила война. Не дали бы они столько роста. Да и росли мы не толко после войны, но и до, когда никаких немцев не было. В деньгах начали цифрами играть, тут припишут больше, там уменьшат.
— Ну ладно. Кумовство, протекция при приеме на работе. Минус?
— Минус, но лучше работать с тем, кому доверяешь.
— Уравниловка. Работаешь хорошо зарплата сто двадцать, работаешь плохо зарплата тоже сто двадцать. Минус?
— Брехня. Хочешь бабки зарабатывать тебе путь в море, или иди фрезеровщиком на завод. Хочешь большие зарабатывать иди в шахтеры или на БАМ, на Севера там до полутора тысяч зарплата.
Мне было трудно не задать вопрос почему он сам не пошел в шахтеры, а предпочел создать свою бизнес-империю. Но я переборол свое желание.
— А вот про руководящую роль партии можно спросить?
— Почему же нельзя, спрашивай. Я тебе, как коммунист отвечу.
Странное двойственное ощущение оставлял этот ответ. Солдатенко сидел в тюрьме за воровство, превышение полномочий, мошенничество и еще тучу обвинений и продолжал считать себя коммунистом. Или это была искусно на одетая социальная маска?
— Что это такое? Вам нравится, что у нас одна партия? Это минус?
— Это плюс! Людям не нужно заниматься политикой. Это сложно. Этим должны заниматься хорошо подготовленные специалисты. А граждане могут жить спокойно, работать, растить детей. Ты пойми СССР это не просто государство. Его называют империей. Но это не империя и не государство. СССР — сверхгосударство. Он вобрал в себя все наши республики и объединяет и ведет полмира в будущее. Если у нас будет две партии, то каждая партия будет тянут в свою сторону. В итоге полмира разорвется.
— А если подготовленные специалисты поведут не туда?
— Что значит не туда?
— Не в будущее, а назад. Или на месте заставят стоять.
— Такого не может быть.
— Если у руля партии окажется слабый, нечестный, неумный человек?
— Ну это чушь.
— История полна примеров.
— Ну, кто, например?
Я не мог приводить в пример Горбачева, до сих пор я не сумел простить ему предательства, скудоумия и слабости
— Керенский, например.
— Нууу, — затянул Солдатенко, — это когда было. Сейчас не так. Оставим партии буржуям. Пусть лейбористы с консерваторами бьют друг другу морды. Одни льют и борются, вторые консервы выпускают.
— Выезд за границу? Закрыты границы для наших туристов. Это минус?
— Ну, что тут говорить. Бывал я за границей. В Париже, в Амстердаме, в Мюнхене.
— И как вам?
— Честно сказать с жиру они там бесятся. Идешь по улицам зло берет. Все у них там распрекрасно. И красиво. А у нас, — он махнул рукой, — сам знаешь. Курить хочется.
— Что? Неужто лучше нас живут?
— Лучше. Некоторые гады, ой как лучше.
— Ну и хрен с ними. Нашим почему не дают ездить в капстраны, если ты не спортсмен или бюрократ?
— Понимаешь в чем дело. Отстаем мы пока.
Он помолчал обдумывая то, что собирался сказать.
— Партия прекрасно понимает о необходимости высокой мотивации своих граждан. Нужно было то, ради чего граждане будут терпеть многие лишения и трудности. А трудностей у нас было, есть и будет хоть отбавляй. Сначала страну потрясла самая крупная гражданская война в мире! Затем экономические трудности, голод и новая масштабная война, самая масштабная на сегодняшний день! Понимаешь?
— Понимаю…
— Так, вот, большинство граждан знали ради чего они терпят все трудности и лишения. Ради светлого будущее. А поедет наш неподготовленный колхозник туда, увидит и инфаркта хватит от вида их коров, тракторов и сельхоз комплексов. Мало того, что инфаркт, так он приедет и всем раструбит, что у них мол процветание. И не только раструбит на весь белый свет. Он еще вопросы задавать начнет, а почему, мы страна победитель, за тридцать пять лет не смогли догнать и обогнать? Мы пашем-пашем, сеем-сеем, жнем-жнем, а у нас масло сливочное по талонам.
— То есть это хорошо, что мы не можем ездить за границу, так? За границу могут ездить только партийцы, и то, если они благонадежные?
— Да как ты не понимаешь, что люди-то все очень разные?
Кто-то по глупости там останется, хотя жизнь там при всей её красоте и уютности далеко не сахар.
Трудовой человек, как ничего не имел, так ничего и не имеет. Потом наши секреты разные государственные допуски не должны попадать в руки нашим врагам.
Солдатенко распарился в своей речи.
Он реально не понимал, что он ничем не лучше тех, кто прямо в эти минуты на западе разрабатывал и претворял в жизнь планы поджиганию межнациональных конфликтов.
Формировал будущее"общество потребления", делая деньги
