становится нечем дышать. – Может, – вкрадчиво говорит он, – мне и сейчас стоило бы отвести тебя туда.
Жидкий жар растекается у меня между ног, и я обвиваю его руками за шею. – А вдруг Шанталь как раз в это время придет?
– А если бы она не должна была прийти, – голова его опускается, и я ощущаю теплое дыхание на своей шее, губах, – ты бы хотела вернуться на ковер?
Эта идея в сочетании с соблазнительным прикосновением его губ к чувствительной коже за ухом рассылает по мне пульсирующую волну желания.
– Да, – прерывисто признаюсь я. – Я бы хотела вернуться на ковер.
Он на мгновение замирает, потом улыбается у меня на щеке.
– Интересно, что бы потребовалось от меня, чтобы уговорить тебя на это нынче утром? – Ладонь его оглаживает изгиб моей груди, спускается ниже и прижимается к животу. Пылающая плоть жаждет его прикосновения. Тревога вновь уходит, и мне хочется закричать от несправедливости. Ну почему все так не вовремя?
Крис протягивает руку и нажимает кнопку «дремать».
– У нас мало времени. – Пальцы скользят в шелковистый жар моего тела, раздвигают, прижимают разбухшую пульсирующую плоть к моей. Нетерпение вспыхивает во мне, когда он добавляет: – Так что не будем терять его понапрасну. – Он одним резким толчком заполняет меня, и я ахаю. – Может, это заставит тебя делать, как я говорю.
– Не рассчитывай на это, – поддразниваю я, но мой дерзкий вызов обращается в непроизвольный стон, когда накал страсти возрастает.
Его щека ласкает мою, губы нежно дотрагиваются до чувствительной кожи шеи, потом уха.
– Тебе придется кое-чем заплатить за мое беспокойство, Сара.
– Чем заплатить? – прерывисто шепчу я.
– Ну, есть множество способов, которыми я мог бы заставить тебя заплатить, – заверяет он меня, потягивая сосок. Я сдерживаю стон, и плоть моя сжимается вокруг него. Он опускает голову, и зубы легонько прикусывают твердую вершинку, прежде чем он глубоко втягивает ее в рот. Мои пальцы стискивают его волосы, побуждая продолжать, но он оставляет сосок и покусывает шею, отказывая мне в том, чего я хочу. – Сегодня же ты заплатишь тем, что смиришься с присутствием другого мужчины. Рей поедет с вами в посольство.
Поневоле на ум приходят записи из дневника Ребекки о том, сколько раз Марк делил ее с другими и как ее это обижало. Какую боль, должно быть, испытывала она. Я чувствовала бы то же самое, если бы Крис попытался сделать такое со мной. Я бы развалилась на мелкие кусочки и уже больше никогда не стала прежней.
– Сара, я никогда, ни при каких обстоятельствах не буду ни с кем тебя делить. Ни за что на свете, ни с единой душой.
Я моргаю и вижу, что Крис внимательно смотрит на меня.
– Что?
– Не знаю, чем это было вызвано, но ты думала о дневнике Ребекки, как Марк делил ее с другими.
Я удивлена, как легко он может читать мои мысли. Это правда. Меня буквально преследует жизнь Ребекки, а теперь и ее смерть.
– Вспомни свои собственные слова, – продолжает он. – Я не Марк, а ты не Ребекка. Ты знаешь меня. Знаешь, что я не делюсь. Ты моя, Сара. Только моя. И больше ничья.
Эти его собственнические слова освещают меня, согревают и прогоняют холод воспоминаний. Я обвиваю его за шею, отсекая все, кроме тепла у него в глазах и ощущения его во мне.
– Мне нравится быть твоей.
В глазах его вспыхивает чисто мужское удовлетворение.
– Тогда тебе лучше смириться с тем, что я буду тебя защищать, нравится тебе это или не нравится. Либо Рей едет с тобой в посольство, либо я.
Я игриво хмурю брови.
– Ты опять подавляешь меня.
Он легонько прикусывает мою нижнюю губу, потом лижет ее.
– Я компенсирую это тебе.
И он, разумеется, компенсирует. О, еще как.
Крис натягивает светло-голубые джинсы и белую майку с логотипом музея и отправляется вниз сварить кофе. Я выбираю черную юбку, черную шелковую блузу, черные сапоги до колен и расчесываю свои только что вымытые длинные волосы, пока они не рассыпаются шелковистой массой по плечам. Довольная, что выгляжу вполне строго и официально, иду на кухню. Какая-то странная нервозность охватывает меня при мысли о том, что я еду в посольство. Как глупо волноваться, когда я просто еду получить паспорт, но не так-то легко совсем не обращать внимания на настроение Криса. Я не понимаю, как кто-то здесь может связать меня с Эллой. Или может?
Едва я вхожу в гостиную, ноздри мои раздуваются от насыщенного аромата кофейных зерен, и перспектива выпить вместе с Крисом по чашечке вызывает у меня улыбку. Быстренько поднявшись по лестнице, я все еще улыбаюсь, когда вижу Эмбер, стоящую спиной ко мне, в ярко-оранжевой блузке, черных кожаных штанах и на высоких каблуках, наливающую себе кофе. Улыбку мою как ветром сдувает шок от ее присутствия.
Она поворачивается и улыбается мне.
– Доброе утро, Сара. – Взгляд ее окидывает меня с головы до ног, вызывая мгновенное чувство неловкости, потом встречается с моим.
– Ты сегодня отлично выглядишь.
– Спасибо. – Интересно, это действительно был комплимент или она просто констатировала очевидное? У Эмбер внешность Барби-байкерши, поразительная во всех отношениях, а я… это просто я. Трудно поверить, что мы привлекли внимание одного мужчины. Внезапно я понимаю, что совсем не жажду с ней разговаривать.
– А где Крис?
– Встречает Рея.
Я с трудом сдерживаю облегченный вздох – значит, наверняка он скоро придет. А пока я… что? Бросаю взгляд на кофейник и вспоминаю, как она дотрагивалась до меня в прошлый раз, когда мы были здесь. В конце концов, не так уж я хочу кофе.
Эмбер, проследив за моим взглядом, поднимает свою чашку.
– Хочешь кофе?
Как будто это я у нее в гостях, а не она у меня. Возможно, это было сделано по простоте душевной, но я так не думаю. Простодушной Эмбер уж никак не назовешь.
Я заставляю себя подойти к кофейнику.
– Что привело тебя к нам так рано? – Хотя я знаю, почему она пришла. Крис не отвечал вчера на ее звонки, о чем теперь я жалею. Лучше бы он просто поговорил с ней тогда.
– Я обычно захожу по утрам несколько дней в неделю, когда Крис в Париже, – отвечает она, подразумевая, что намерена и дальше так делать.
Я застываю, стоя спиной к ней с кофейником в руке. Неимоверным усилием подавляю
