всем в ее присутствии. Я же знаю, как будет… она сейчас послушает, мило поулыбается, а затем дома со своим мужем Андреем перемоет мне все косточки.
— Ну, делись! — требовательно чеканит сестра.
— Во-первых, я узнала пол одного из детей. Будет мальчик.
Мама расстроенно цокает:
— Ну вот… а мне так важно, чтобы у тебя была девочка!
— Зачем, мам? — вмешивается Катя.
— Затем! — строго. — Дядя Леша звонил. Рассказал про тетю Ларису.
Спинными мурашками предчувствую что-то плохое.
— Сыновья сдали Ларису в дом престарелых, — с сочувствием выдает мама.
— Да ладно? — сестра таращит глаза с нескрываемым шоком.
— Да. Говорят, что она совсем невыносимая стала. Агрессивная. Младшего сына совсем перестала узнавать. А старшего через раз.
— А-а-а, ну тогда правильно.
— Кать, — с осуждающим холодом смотрю на сестру.
— Ну, а что? Дядя Леша ее бросил, а сыновьям теперь мучаться с ненормальной мамашей?
— Надюш, — родительница с надеждой заглядывает в мои глаза. — А ты что думаешь об этой ситуации?
— Это ужасно, мам. Я всегда тете Ларисе сочувствовала, а дядю Лешу не понимала. У них ведь все было хорошо, а потом вдруг эта любовница Аля, развод, раздел имущества.
— Поэтому я и испугалась за тебя, когда узнала о Димином поступке, — мама опускает голову. — Я была слишком резкой в тот день. И говорила про мудрость. Я была не права.
— Мам, так почему ты так хочешь внучек? Я не поняла, — Катя хлопает ресницами.
— С девочками спокойнее в старости, — спокойно объясняет, смотря Катьке в глаза, а затем на меня взгляд переводит. — Девочки точно не сдадут пожилую мать в дом престарелых.
— А-а-а! Ну да, — кивает. — У мамы с дочкой особая связь.
Я прикусываю губу.
У меня с мамой особо не было теплых и доверительных отношений. Катя была любимой младшей доченькой, а я… я неудачной старшей сестрой.
Но сейчас мамин взгляд, греющий душу изнутри и озаряющий светом, заставляет мое сердце трепыхаться.
— Особая связь должна быть у всех членов семьи! — в разговор неожиданно вмешивается отец, случайно зашедший в гостиную.
— Да, — кивает мама. — Важно, чтобы каждый вкладывал в семейный очаг.
Папа подходит к нашей маме и обнимает ее. Целует осторожно в щеку.
— Света, а чудодейственная мазь от боли в спине осталась? — шепчет отец.
Я закрываю глаза, стараясь сдержать улыбку.
— Миш, я тебе говорила, не носись ты с Асей! Сляжешь!
— Да ладно уж, — отмахивается. — А как по-другому поддерживать семейный очаг? Это же моя внучка. А скоро еще два пацана будут! Это вообще считай вторая молодость.
— Двадцать вторая! — вздыхает мама. — Ладно, горе луковое. Пойдем, я спину твою намажу.
Перед выездом из родительского дома я набираю номер моего жениха.
— Наденька, я сегодня задержусь, — сообщает с ноткой уловимой досады.
— Ничего страшного. Жду тебя дома.
Завожу машинку, не могу сдержать коварную улыбку.
Я не поеду домой. Слишком соскучилась по Диме.
Навещу его на работе.
49. Я хочу знать правду!
Вечереет. На город медленно опускаются сумерки. Я оставила машинку у дома и к Диме приехала на такси.
Устала за рулем за день. Да и Рогов будет ворчать, что с пузом катаюсь сама. Переживает за меня и малышей.
Опустив голову подхожу к большому офисному зданию, утопая в собственных мечтательных мыслях.
Я уже придумала дизайн для спальни в новый дом. Хочу большую кровать, а по бокам две приставные детские. Малыши там будут спать.
Здорово, если все таки будет братик и сестричка! Диме под бок мальчика, мне девочку. И вставать по ночам каждый будет к тому малышу, который спит ближе.
Отличный план!
Закричит сынок три раза за ночь, пусть папочка к нему встает. А девочка… доченька спокойная будет, а я буду высыпаться.
Двери лифта распахиваются, поднимаю взгляд.
Цепенею.
Ноги буквально прирастают к полу, пульс сбивается, а по позвоночнику прокатывается электрическая волна, отзывающаяся болезненными мурашками.
— Ты что здесь делаешь? — бесконтрольно сжимаю пальцы в кулаки так, что ногти под кожу впиваются.
А Алина только глазами хлопает, а затем приобретает невозмутимый вид.
— Я здесь работаю, — выходит из лифта и равняется со мной.
Смотрит с превосходством в мои глаза. Какая же наглая!
Осматриваю ее с головы до ног. По-прежнему худенькая, только один живот и вырос. В короткой юбке и с глубоким вырезом декольте на красной шелковой блузке.
Шумно втягиваю ноздрями воздух.
— Что, Надежда Михайловна, ваш муж вам ничего не рассказывал? — выдает с насмешкой.
А я мысленно уговариваю себя держаться. Хотя вцепиться девке в волосы очень хочется. И малыши пинаются в животе, будто поддерживают меня.
— Не рассказывал что? — щеки горят.
— Про меня, — складывает руки под грудью.
— Алина, тебе лучше меня не злить.
— А я что? Я ничего плохого не сделала! Только захотела жить также припеваючи, как вы!
Вздрагиваю от возмущения.
— Думаешь, подсыпала возбудитель и все? Мужик теперь твой?
— А я на Дмитрия Романовича уже не претендую! — рассматривает свой маникюр. — Сдался мне ваш старый козел!
— Он твой работодатель, Алина. И я бы на твоем месте держала язык за зубами! — говорю спокойно, хотя внутри закипает паника.
— А то что? — переводит на меня безразличный взгляд.
Я должна верить Диме. Мы одна команда.
Делаю полшага вперед, и Алина испуганно моргает.
— Послушай меня, девочка, — холодно выговариваю и в глаза ее бесстыжие пристально смотрю. — Ты всего лишь молодая пустышка. Ты ничего из себя не представляешь и нормальному мужику ничего дать не сможешь. Твой удел — скакать из койки в койку в поисках варианта побогаче. Но вот только я тебя огорчу, — хватаю Алину за локоть, потому что та явно намерена сбежать. — Твоя молодость не вечна! Однажды ты станешь не интересна мужикам. И вот тогда ты пожалеешь, что не взялась за ум раньше.
Лебедева недовольно искривляет милое личико и отшатывается от меня.
— Дура! — шипит сквозь зубы.
А я только руками развожу:
— Ты сама выбрала такую жизнь.
— Отвали от меня! Сама ты пустышка! И это ты никому не интересна! Старуха! — кричит обижено.
На шум из-за угла тут же показывается Грач с нахмуренными черными бровями и кровожадным взглядом.
— Надежда Михална, у вас все в порядке? — встает рядом со мной и на Алину смотрит с презрением.
— Все хорошо, Костя. Спасибо.
— Ты чо разоралась под вечер? — продолжает допрашивать рыжеволосую девчонку.
— У этой ненормальной спросите! Она мне гадостей наговорила! Дура!
— У тебя рабочий день закончился? — тихо произносит Грач, на что Лебедева растерянно кивает. — Вот и иди домой!
— Всего доброго! — морщит носик, разворачивается и быстрой походкой направляется к выходу.
А я, наконец, выдыхаю. Закрываю глаза,
