насчет самоубийства? Ты же собирался прикончить себя. Колебатор уже запущен.
– Не дождешься, – ответил Ромб, – если мы что-то упустили и убийцей окажется Квадратный, то после моего самоубийства он пристрелит тебя, разрушит компьютеры и подкараулит Круглого.
– Я предлагаю следующее, – начал Квадратный, – нам всем нужно оказаться в одинаковых условиях. Я отдам Треугольному его выжигатель, а ты, Ромб, выйдешь из центра управления. Это решит много проблем. Дальше ждем, пока электрон наберет нужную энергию, а потом втроем идем на пульт.
– Мне надо подумать, – отозвался Ромб.
– Чего тут думать? – сказал Треугольный. – Квадратный прав. У тебя сейчас нет причин сидеть там.
– Хорошо, – произнес Ромб, – пожалуй, вы правы.
Квадратный отдал Треугольному оружие. Ромб медленно вышел в коридор, целясь то в Квадратного, то в Треугольного.
– И что теперь? – спросил Ромб. – Просто ждем?
Неожиданно Треугольный направил выжигатель на Ромба. Ромб навел оружие в ответ.
– Ты что задумал?! – спросил Квадратный, наставив ствол на Треугольного.
– Моя задача выполнена, – сказал Треугольный, – колебатор запущен. Я не убийца. И ты, Квадратный, вскоре поймешь это.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Квадратный.
Треугольный выстрелил в Ромба и тут же получил зарядом от Квадратного. Квадратный стрелял не думая, на автомате. Брызги синей крови разлетелись по коридору. Квадратный проверил коллег – мертвы. Отправился к Круглому. Спустившись по лестнице и зайдя в темный коридор, он позвал ученого, но тот не отозвался. Дойдя до середины коридора, он крикнул еще раз:
– Круглый! Это я!
Квадратный подошел к двери в комнату контроля подачи энергии на колебатор.
– Круглый! Не стреляй! Я захожу!
Осторожно зайдя в помещение, Квадратный увидел лежащего Круглого возле тела Овального. Круглый был пробит выстрелом насквозь, а из динамика раздавался сигнал тревоги. Ученый понял, что электрон скоро распадется. Снизив энергию, подаваемую на колебатор, Квадратный дождался, пока движения в колебании частицы приблизятся к скорости света. За это время он еще несколько раз регулировал нестабильную подачу энергии аннигиляционного реактора.
Электрон колебался со скоростью двести девяносто девять тысяч семьсот девяносто два километра четыреста пятьдесят восемь метров в секунду (если выразить это в земной системе СИ и округлить до метров), перемещаясь из стороны в сторону на расстояние планковской длины. Время для электрона, когда он был в фазе движения, останавливалось полностью. Добавив энергии с пульта, Квадратный увеличил скорость электрона буквально на квант, из-за чего частица смогла преодолеть скорость света, и время для нее пошло вспять. Электрон переместился в прошлое на зептосекунду и врезался сам в себя, создав парадокс. Нарушение фундаментального закона физики моментально сломало программу Вселенной и заставило ее откатиться к базовым настройкам, к сингулярности перед Большим взрывом. В этот момент пространство начало сжиматься.
* * *
Незадолго до начала эксперимента
Трапеция, Квадратный, Круглый, Треугольный, Овальный и Ромб висели в пространстве куба.
– Вы все понимаете, что никто из нас не выживет? – сказала Трапеция.
– Мы и так рано или поздно погибнем, – сказал Квадратный.
– Мы существуем только благодаря тому, что до нас в прошлых пульсациях Вселенной кто-то регулярно делал это, – произнес Овальный.
– Но мы не обязаны делать это сейчас, – сказал Ромб. – Может, кто-то другой возьмет на себя это бремя.
– Прошло почти два миллиарда килопульсаций[1], и никто еще не сделал, – сказал Круглый.
– Во Вселенной уже прогорела большая часть звезд, – рассуждал Треугольный, – время уходит. Дальше будут лишь черные дыры и тьма. Если не сделаем мы, то нет гарантий, что в будущем кто-то другой разовьется до подобных технологий.
– Но неужели нет другого способа? – спросил Ромб.
– Другого способа остановить расширение пространства? – спросила Трапеция. – Ты издеваешься?
– Нет, я просто не совсем уверен в вашей теории искусственно пульсирующей Вселенной, – ответил Ромб.
– Мы сейчас в фазе расширения, и если это не остановить, то весь мир ждет тепловая смерть, – сказала Трапеция. – Единственный способ продлить жизнь Вселенной – это заставить ее сжаться, чтобы потом снова произошел Большой взрыв, и другие цивилизации, которые будут жить после нас, должны дойти до этой идеи, снова создать парадокс и схлопнуть пространство. А потом все по новой, до бесконечности, продолжая пульсацию Вселенной, отсрочивая тепловую смерть. Если ты не готов идти с нами, еще есть время отказаться, мы найдем другого, кто создаст нам защитное поле.
– Хорошо. Я с вами, – ответил Ромб.
* * *
Настя наклонилась и обхватила Петрова за грудь чуть выше раны. Сашка, не переставая стонать, поставил одну ногу стопой на пол, а потом и вторую. Оказавшись на корточках, он с помощью Насти смог все-таки встать. Девушка положила его руку на свое плечо и подхватила парня за грудь. Обмякший Сашка на ватных ногах, словно на веревках, еле стоял, изо всех сил пытаясь сфокусироваться на кассовом аппарате перед собой. Изображение двоилось, и Саша перевел взгляд на потолок. Будто перепив алкоголя, он пытался соединить раздвоенные в его восприятии люминесцентные лампы-трубки. Сколько их там? Две? Четыре? У Петрова потемнело в глазах.
– Саш! Пошли… давай же… – Настя медленно вела Сашу к прилавку. – Тут надо перелезть, я помогу.
Шаркая ногами, Сашка ковылял, думая о том, насколько все было мимолетно. Вся его жизнь оказалась каким-то мгновением, пшиком, щелчком пальцев, и вот он здесь, с пробитым насквозь животом, вязко переступает ногами, пытаясь дойти до жалкого прилавка школьной столовой, который ему никогда не преодолеть.
– Перелезем сейчас, – сказала Настя. – Давай, закинь ногу или… или переваливайся, я подхвачу.
В ушах пульсировало, стучало, и эти удары перекликались со стуком в дверь где-то сзади. Петров уперся рукой в столешницу витрины, которая казалась ему непреодолимой вершиной, и увидел впереди на столе свою мать. Та сидела нагая на мужчине и улыбалась, глядя Сашке в глаза. Мать извивалась, двигала тазом, прогибаясь в пояснице, а в руках ее была Сашкина копилка, из которой женщина доставала деньги и швыряла их в стороны. Незнакомец, лежащий под Сашиной мамой, в экстазе запрокинул голову и тоже встретился взглядом с Петровым. Руки его сжимали ее обвисшую грудь, а сам он улыбался беззубым ртом. Сашку начало рвать. Сознание то угасало, то снова мучительно возвращалось, пытая Петрова проблесками ясности и пониманием того, что он вскоре исчезнет, а Настя останется тут одна и в одиночестве встретит смерть Вселенной, если сумеет дожить до этого момента. Как Петров перебрался через прилавок, он сам не понял. Шел, опираясь на Настю, которая все время повторяла, что все будет хорошо. Повторяла и плакала. «Разве плачут люди, если все должно быть хорошо», – подумал Сашка, а потом снова провалился во тьму. Судя по тому, что он пришел в себя уже
