— Понимаешь, здесь есть аналогия с путешествием в прошлые жизни.
— Что-что?
— Видишь ли, люди, которые считают, что пережили погружение в прошлые жизни, никогда не рассказывают, что были конюхами или подмастерьями. В прошлом они непременно видели себя либо Клеопатрой или Эммой Гамильтон, либо Генрихом Восьмым. То же самое и с людьми, якобы слышащими голоса. Они слышат голос не какого-нибудь пекаря или женщины, каждое утро сидящей позади них в автобусе. Нет, это не иначе как Дева Мария, Джон Леннон или Джек Потрошитель.
— Трудно, конечно, вообразить, чтобы обычный пекарь давал подробные инструкции по убийству на сексуальной почве, — сухо ответила Кэрол.
Тони помолчал и спросил с улыбкой:
— А Дева Мария, получается, может?
Тони услышал ее сдержанный смешок и испытал мгновенный прилив гордости. Он совершил великое дело — заставил ее смеяться. Он почти забыл, как ему нравится ее смех, ведь он так давно его не слышал.
— Короче говоря, — продолжал он, вновь переходя на профессиональный тон, — в головах психически нестабильных людей живут исключительно голоса выдающихся людей. Они звучат независимо от окружающей обстановки, не боятся шума, они просто звучат, когда это удобно для человека, слышащего Голос. И не всегда удобно для окружающих, — поспешно добавил он.
— Так ты считаешь, что Голос Дерека Тайлера не такой?
— Вот именно, не такой. Дерек боится его потерять, боится, что Голос замолчит совсем или пропадет на время в фоновом шуме. Я ни разу не сталкивался ни с чем подобным в моей практике или в специальной литературе. Это похоже на… — Он в недоумении покачал головой. — Надо еще поискать. Может, все-таки найду какие-нибудь упоминания в статьях, исследованиях… Если только мы не наткнулись на совершенно новое явление. — Он замолчал.
— Тони?
— Я позвоню тебе потом. Мне надо подумать. Спасибо, что выслушала меня.
Не дожидаясь ответа Кэрол, он положил трубку. Никогда он не встречал ничего похожего на то, что происходит с Дереком Тайлером! Если случай Тайлера ломает все правила, может, пора и ему сделать то же самое? Вместо того чтобы оперировать вероятными данными, пора перейти к рассмотрению невероятных? Тони направился наверх, в свой кабинет, бормоча слова Белой Королевы из кэрролловской «Алисы в Зазеркалье»:
— Шесть невозможных вещей перед завтраком.
* * *
Сержант Кевин Мэтьюз стоял с блокнотом в руке за стойкой администратора в отеле «Вулпэк». Места было мало, это означало, что он оказался в неприятной близости к сомнительному типу, который представился как Джимми де Соуза, ночной портье. Несмотря на витавшее вокруг портье амбре из пота, табака и несвежей пиццы, Кевин предпочел его зрелищу наверху, в двадцать четвертом номере. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что опрос этого де Соузы, обнаружившего труп, займет немало времени. Зато здесь, внизу, не было ничего более неприятного, чем вонючий ночной портье и сновавшие взад-вперед криминалисты и копы.
Де Соуза был коренастый малый с объемистым животиком, который круглился под несвежей белой майкой и поясом нейлоновых штанов. Его черные волосы, образующие на лбу острый треугольник, были гладко зачесаны назад, а небольшой рот над круглым пухлым подбородком придавал лицу капризное выражение.
— Слушайте, я ведь уже объяснил, — бубнил он, и сквозь его брэдфилдский акцент пробивался слабый след какого-то южного говора, — я выхожу лишь тогда, когда кто-то нажимает кнопку вызова. Постояльцы не любят, когда на них пялятся или нарушают их уединение. Они за него платят.
— Почасно, — язвительно добавил Кевин.
— Ну и что? Закон не запрещает сдавать комнаты на час, верно? Раз людям нужно. — Де Соуза сунул было палец в нос, но передумал, заметив, что Кевин скривился от отвращения.
— Когда вы сдали номер двадцать четыре? Назовите точное время.
Де Соуза показал на толстый ежедневник, лежащий открытым на полке под стойкой:
— Вот. В шесть десять.
Кевин взглянул на запись. Время и имя были нацарапаны неуклюжей рукой.
— И кому вы его сдали? Я догадываюсь, что это была не Маргарет Тэтчер. Поправьте меня, если я ошибся.
— Девка назвалась Джеки. Тощая такая, блондинка крашеная. Несколько раз приходила вечерами.
— Фамилию ее знаете?
Де Соуза хмыкнул:
— Шутите? Кого это интересовало?
— С кем она была?
— Не знаю. Я был у себя, футбол смотрел. Она крикнула, что берет ключ, и я просто записал время. Она всегда платила на выходе. Я предоставляю постоянным клиентам небольшую отсрочку.
— Так вы не видели, кто был с ней? — спросил Кевин.
— Да она, может, вообще одна притащилась! Мужики иногда только через несколько минут приходят, чтобы их, значит, никто с проституткой не видел! Девицы заранее говорят им, в какой номер зайти.
— Очень удобно, — с горечью заметил Кевин. — А что заставило вас туда подняться?
— Ее время вышло. Обычно она выходит примерно через полчаса. Тут она, как я уже сказал, платит, а я иду и меняю простыни. Когда матч кончился, около восьми это было, я гляжу — ключ висит на крючке. Я разозлился, решил, что она меня кинула. Вот и пошел глянуть, не оставила ли она деньги там. Поднялся на этаж, вошел в двадцать четвертый и… — На лице портье впервые появилось выражение беспокойства. — Не скоро теперь я смогу заставить себя опять заглянуть в этот номер, клянусь всем святым!
Кевин поглядел на него так, будто хотел врезать ему по зубам.
— Мое сердце прямо кровью обливается от жалости. — Он снял с помощью ручки ключ от злосчастного номера, положил его в бумажный конверт для вещественных доказательств и убрал в карман. — Ключ мы заберем на некоторое время. Вы сами сказали, что в ближайшее время он вам не понадобится.
От этих слов в душе ночного портье взыграла жадность:
— Так это ж сколько времени мы не сможем работать?!
Кевин любезно улыбнулся:
— Столько, сколько понадобится. Теперь это место преступления, приятель.
Пока он говорил, входная дверь открылась и вошла Кэрол Джордан.
— Куда мне идти, Кевин?
— Второй этаж, шеф. Номер двадцать четыре. Там сейчас Дон, Пола, Джен и эксперты.
* * *
Том Стори не преувеличивал, сказав, что умеет ладить с людьми. На службе — он был чиновником в отделе жилищных льгот — ему не раз доводилось сталкиваться с угрозой насилия, словесного и физического. Начальство ценило Стори именно потому, что он был способен уладить любой конфликт. Так что задание, полученное от Тони Хилла, показалось Тому не обузой, а вполне посильной и увлекательной задачей.
Заточенный в психиатрический госпиталь, страдающий от груза страшной вины и страха перед неизвестной болезнью, съедающей его мозг, Стори старался отвлечься, наблюдая за другими пациентами. Когда ему было на чем сосредоточиться, он лучше себя контролировал. Его окружали больные, которым дозволялась некоторая свобода передвижения: считалось, что они не представляют опасности, то есть не станут бегать друг за другом по коридорам с острой вилкой. Невротики; вялые, напичканные таблетками шизофреники; пациенты с маниакально-депрессивным синдромом, сидящие на психотропных средствах вроде лития. Они вызывали у Тома больший интерес, чем буйные: он легче понимал, как и почему они выбились из нормальной жизненной колеи. При этом он старался не обращать внимания на социопатов: на службе он стольких повидал, что этих впечатлений хватило ему на всю жизнь.
