Кто-то постучал в дверь.
— Войдите! — сухо бросил Дюдю.
— Буон джорно, — сказал Пиппо, входя.
— Здравствуйте, Баррицоне. У вас ко мне разговор?
— Си, — сказал Пиппо. — Они совсем обалдели, да, этот кретинский железный дорога положить перед мой отель? На кой он мне нужен, этот дорога?
— Декрет о вашей экспроприации подписан министром, — сказал Дюдю. — Я намеревался объявить об этом сегодня вечером.
— Это все дипломатический штучка заглавными буквами, — сказал Пиппо. — Когда они будут убрать этот дорога?
— Отель придется разрушить, чтобы дать место железной дороге, — объяснил Дюдю. — Я как раз должен был предупредить вас об этом.
— Что? — вскричал Пиппо. — Разрушить славный отель Баррицоне? А как же те, кто кушал мои спагетти а-ла-болоньезе и кто был с Пиппо всю свою жизнь?
— Весьма сожалею, но декрет подписан. Считайте, что ваш отель конфискован в пользу государства.
— А что же я? — спросил Пиппо — Мне куда приткнуться? Или снова траншей идти копать, да?
— Ущерб вам будет возмещен, — заверил его Дюдю. — Не сразу, разумеется.
— Пуррки! — прошипел Пиппо. Он повернулся к Амадису спиной и вышел, оставив дверь открытой.
— Закройте вашу дверь! — крикнул ему Дюдю.
— Это больше не мой дверь! — в ярости рявкнул Пиппо. — Сам закройте! — И он удалился, бранясь с южным резонансом.
Амадис подумал, что надо было бы изъять Пиппо вместе с его заведением, но затея чересчур сложная и формальности могут затянуться. Он встал, обошел свой кабинет и нос к носу столкнулся с Анжелем, который по известной уже причине собирался войти без стука.
— Здравствуйте, — сказал Анжель.
— Здрасьте, — бросил Дюдю, не протягивая руки. Он завершил свой обход и сел на место.
— Закройте за собой дверь, пожалуйста, — сказал он. — Вы хотите со мной поговорить?
— Да. Когда нам заплатят?
— Что за спешка?
— Мне нужны деньги, а зарплату должны были выдать еще три дня назад.
— Вы хорошо понимаете, что мы с вами находимся в пустыне?
— Нет, — сказал Анжель. — В настоящей пустыне не бывает железной дороги.
— Это софизм, — рассудил Амадис.
— Все, что угодно. Тем не менее 975-й приходит довольно часто.
— Это так, но нельзя доверять пересылку сумасшедшему шоферу.
— Зато кондуктор не сумасшедший.
— Я с ним приехал, — сказал Амадис. — Уверяю вас, он тоже не в себе.
— Очень долго приходится ждать, — заметил Анжель.
— Вы милый парень, — сказал Амадис. — Чисто внешне, я имею в виду. У вас... такая приятная кожа. Кроме того, я скажу вам кое-что, о чем вы должны узнать только вечером.
— Почему вечером, если вы хотите сказать сейчас? — спросил Анжель.
— Я скажу вам сейчас, если вы и в самом деле будете милым. Подойдите ближе.
— Я вам не советую ко мне прикасаться, — предупредил Анжель.
— Вы только посмотрите на него, — воскликнул Дюдю, — чуть чего — и сразу сердиться! Ну же, не упрямьтесь.
— Я не понимаю, о чем вы.
— Вы молоды. Вам еще меняться и меняться.
— Вы скажете, что собирались, или мне лучше уйти? — спросил Анжель.
— Ну что ж, пожалуйста: вам урезали оклад на двадцать процентов.
— Кому это нам?
— Вам, Анне, техническим исполнителям и Рошель. Всем, кроме Арлана.
— Ну и сволочь же этот Арлан! — проговорил Анжель.
— Если бы я видел в вас готовность пойти мне навстречу, этого можно было бы избежать.
— Но я и так иду вам навстречу, — сказал Анжель. — Я представил проект на три дня раньше срока, я почти закончил расчеты отдельных частей главного вокзала.
— Я вовсе не настаиваю на том, что я сам называю готовностью пойти навстречу, — сказал Амадис. — За разъяснениями можете обратиться к Дюпону.
— Кто такой Дюпон?
— Это повар археолога. Очень милый парень, но стервец порядочный.
— А, теперь понимаю, о ком вы.
— Нет, вы путаете его с Жирдье. На мой взгляд, Жирдье отвратителен.
— Да, но...
— Нет, уверяю вас, Жирдье крайне неприятен. Хотя это не помешало ему жениться.
— Понятно.
— Вы, если не ошибаюсь, с трудом меня переносите, верно? — спросил Амадис.
Анжель промолчал.
— Знаю, знаю. Вас это коробит. Я не имею обыкновения лезть с конфиденциями к кому попало, но вам скажу: я прекрасно понимаю, что вы все обо мне думаете.
— Ну и что из этого? — спросил Анжель.
— А то, что я на всех вас плевать хотел. Да, я педераст, и вы ничего с этим поделать не можете.
— Я и не собираюсь ничего с этим делать, — сказал Анжель. — С какой-то стороны меня это даже устраивает.
— Из-за Рошель?
— Да, из-за Рошель. Меня устраивает, что вы к ней не клеитесь.
— Значит, вы находите меня обольстительным?
— Нет, вы омерзительны, но вы над всеми начальник.
— Странно как-то вы ее любите, — сказал Амадис.
— Я знаю, какая она. Любовь не мешает мне ее видеть.
— Не понимаю, как можно любить женщину, — наполовину про себя сказал Амадис. — Даже представить себе невозможно! Куда ни ткни, всюду мягко. И эти влажные складки... — Он содрогнулся. — Ужас...
Анжель рассмеялся.
— В общем, так: не говорите пока Анне, что зарплату урезали, — сказал Амадис. — Это я вам сугубо конфиденциально... Как женщина — мужчине.
— Благодарю, — ответил Анжель. — Так вы не знаете, когда привезут деньги?
— Не знаю. Сам жду.
— Тогда ладно, — Анжель опустил голову, взглянул на свои ноги, и, не найдя в них ничего примечательного, снова поднял глаза. — До свидания.
— До свидания, — сказал Амадис. — Не думали бы вы о Рошель.
Анжель вышел, но тут же вернулся.
— А где она?
— Я послал ее на остановку 975-го, за почтой.
— Хорошо, — сказал Анжель.
Он снова вышел и закрыл за собой дверь.
VI
Почему инвариантность такого типа не была подвергнута традиционному тензорному анализу?
Дж. Уитроу, «Структура вселенной», изд. Галлимар, стр. 144
— Готово! — сказал практикант.
— Крутите! — скомандовал Жуйживьом.