следовало выбрать безошибочную позицию. Приоткрыл двери и встал за ними. «Сотоварищи покойного ничего не подозревают, психологически расслаблены, когда втянутся в комнату – тогда и амба». Ждать пришлось недолго, они и в самом деле втягивались по одному, они ничего дурного не ожидали. Сейчас вы поймете, что такое «ворошиловский стрелок». Бедные парни. Белокурые, наверное, голубоглазые – все трое стояли перед туалетным столиком спиной, кто-то, видимо старший, раздраженно выкрикнул:
– Жан! Где ты и куда ты запихнул русского?
– Сюда… – сказал негромко, выходя из-за дверей. Беспроигрышная игра… «Старший» свалился как подкошенный, двое других рухнули на кровать и переплелись неприлично. Рефлекторные движения другой раз фиксируют тела крайне ужасно. Страшно смотреть… Подошел, все были мертвее мертвого, но для убедительности выстрелил каждому за ухо. Все. Патроны кончились, можно и нужно уходить. Будем надеяться, что шоферов в их лимузинах нет. Это не принято. Итак – вперед.
Обыскивать трупы не стал – оружие не нужно, документы дома. Даже если около служебной крутится кто-нибудь, это не угроза. Да и не должно никого быть. Они ведь, товарищи, так уверены в себе…
И вправду – у входа в родную и такую необходимую теперь квартиру никого не оказалось. Вряд ли они были и внутри. И вряд ли нашли сейф. Времечко… Откуда его взять.
В квартире все было перевернуто вверх дном, но сейф, как и предполагал, оказался цел. Ни простукивание, ни приборы взять этот сейф не смогли. Так вам и надо, ребята. Достал бланк французского паспорта, заполненного на имя месье Жоржа Бропте, тщательно выстриг виски, убрал отросшие волосы. Сравнил с фотографией: похож. Паспорт был московской работы, какой же еще? И они конечно же могли объявить розыск – через Интерпол, тогда месье Бропте не прогулял бы дольше двух недель. Но они доки, большие мастера своего дела во всем, что касается разоблачения неблаговидных делишек любезных собственных спецслужб, они понимают: он обезопасит себя. Например, положит в сейф того же «Империала» подробное описание всей истории, своего участия, положит и бланки паспортов, расшифровки; «по прочтении – сжечь», сжигать – это было давно не для него. Словно предвидя печальный финал, он не сжигал, а копил, складывая в сейф. Для суда этого всего выше крыши. И это гранд-скандал для КГБ.
…Уже через полчаса входил в здание, увы, «невыработанного» банка, загримированный надежно, не узнать никому и никогда. Свои здесь не ждут, по их жлобским представлениям, он должен быть где-то у китайско-монгольской границы, не ближе; что касается чужих… Вряд ли. Они еще ничего не знают о мертвецах, они ждут окончания операции – ну и пусть себе…
Пакет и главное достояние – ключ положили в ящик с кодовым замком и попросили набрать пароль. Не задумываясь, набрал «credo» – верую.
Хорошее слово, редкое в подлой жизни. Теперь содержимое сможет получить либо сам, либо кто-то по доверенности нотариуса. Свои, бывшие, исключаются.
Беспрепятственно покинув банк, сел во взятый по новым документам напрокат автомобиль и уже через час пересек французскую границу. В запасе у него было еще три паспорта. Весь фокус заключался в том, что один из этих паспортов принадлежал агенту, услугами которого пользовался крайне редко. Агент был белокурый, стройный, чем-то даже похожий. Это была целая история. Завербован он был случайно, в пивнушке, где устроил скандал и драку. Связываться с подобными типами было категорически запрещено, но Абашидзе понадобилось осмотреть загородный дом местного крупного политика, выступавшего тогда против финансовых займов для СССР. Надеялся найти компромат и красиво подыграть усилиям своих. Парень тогда нашел две видеопленки, на которых сладострастный гомосексуалист запечатлел свои художества с партнерами. Шантаж (его провел другой работник) сработал, займы были выданы, Москва трепетала от счастья и благодарила. С тех пор оказавшийся на крючке драчун исправно получал каждый месяц свои франки и в ус не дул. А паспорт этот он, Абашидзе, подобрал на полу, в той самой пивной, и не возвратил. Мало ли что…
Спокойная, красивая дорога навевала грезы. Чувствовал себя бодро, уверенно. Запас времени есть, деньги – тоже, по первому требованию любой банк выдаст сорок тысяч. Можно начинать новую, счастливую жизнь. Первым шагом в этой жизни должно стать сладкое свидание с Катей. На второй день добрался до Венеции. Город казался сказочным, милым, трогательным сном, такое ощущение посещает только раз в жизни, после выпускного вечера, когда так красив и многообещающ рассвет и шелест бального платья рядом заставляет вздрагивать и надеяться на чудо…
От вокзала пошел пешком (из аэропорта ехал на электричке, как самый обыкновенный служащий, дорога пугала немного, на автомобиле – еще больше), вечерний город разворачивался вокруг знакомо и странно, сердце билось все сильней и сильней: вот сейчас мелькнет за поворотом знакомый, настежь раскрытый простор площади Святого Марка и выбежит Катя, единственная, нежная, любимая. Как сладко ожидание, как теснит грудь…
С недоумением смотрел он на зеркальную витрину, знакомые двери, вывеску. Впрочем… Где она, эта вывеска, которую так хорошо помнил, она стояла в глазах как якорь надежды. Трое хорошо одетых господ с рулеткой в руках измеряли, записывая результат на листок бумаги, еще один рисовал в блокноте, изредка бросая взгляды на бывший волковский магазин.
– Господа, ради бога… – пропадали слова, и дар речи исчезал, потому что язык одеревенел и спазм в горле перекрыл воздух. Они взглянули удивленно, наверное, он показался им сумасшедшим. – Господа, – повторил с усилием, – я ехал сюда, к господину Волкову, с другой стороны Земли. Что случилось? Поймите, это вопрос жизни и смерти! – Вышло глупо, театрально, недостоверно. Один из них взглянул сочувственно:
– Увы, синьор… И сам Волков, и его дочь попали в автомобильную катастрофу. Их нет больше. Мы сочувствуем вам.
Мир рухнул. Эх, Василий Андреевич, Василий Андреевич… В сорок три года начинать новую – тем более счастливую – жизнь глупо и поздно. Катя-Катечка, огонек небесный, ясный. Мелькнул и погас безвозвратно. И что делать, что…
Еще через день он вернулся в Женеву и получил в банке свои сорок тысяч «зеленых». Там, где совсем еще недавно посетил он несчастных Штернов, был небольшой, в глубине парка, жилой дом с харчевней. Ее содержал еще один агент, бывший торговец оружием, прожженный делец, связанный с криминалитетом. Жозеф был сравнительно молод, тридцать лет всего, независим, мелкие услуги оказывал охотно, так как Абашидзе подцепил его в смутное время: торговля оружием рухнула, участники дела все, как один, сели в тюрьму. Полковник в то время выполнял задание весьма занятное: искал тропинки, по которым уходило из любимой страны золото – в песке, самородках и даже самопальных слитках.
