— Остановитесь, — перебил ее. С ума тут что ли посходили. — О чем вы говорите, вообще?
— Но как же, — заморгала удивленно, — вы же… полчаса назад я на вас кофе вылила.
— На меня?
— Ну да, на вас, — уверенность в ее голосе таяла с каждым сказанным словом. — На костюм ваш.
— На костюм… — повторил, скорее самому себе. Недостающие части пазла наконец сложились в картину. И папка эта, и реакция Лары. Кир, сука. Убью. Я был готов разорвать брата. Влез, значит, сука. Куда не просили влез. Я мог себе представить, что он ей наговорил. Брат умел надавить на слабые места, а у Лары этих слабых мест было много.
— Вколите ей что-нибудь, чтобы до утра проспала, сегодня она останется здесь, — попросил, из последних сил сдерживая рвущуюся наружу ярость.
Я плохо помнил, как добрался до дома родителей, уверенный в том, что Кир остановился у них. По пути дозвонился Максу, задал лишь один вопрос.
— Не знала, — ответ из трубки, и я отключился.
Подробности я выясню потом, а пока мне нужно было разобраться с одним очень похожим на меня мудаком, возомнившим себя вершителем судеб.
— У нас сегодня праздник просто, оба сына решили навестить, — расплывшись в улыбке, отец встретил меня на крыльце. Правда, улыбка его сошла на нет, стоило только увидеть мое перекошенное ненавистью лицо.
— Где он? — с трудом выдавил из себя слова.
— Что происходит?
Не стал объясняться с отцом, молча прошел в дом. Кира отыскал в кухне, сидя за столом, он как ни в чем не бывало уплетал ужин в компании сестры и матери. Я сам не понял, как подлетел к нему, схватил и вытащил из-за стола, перевернув все вверх дном и напугав сидящих за столом женщин. В этот момент мне было плевать на все, хотелось убивать, и убивать одного конкретного дебила, который решил взять на себя слишком много. Первый удар прилетел в челюсть, следом еще один. Повалив его на пол, я продолжал наносить удары, то и дело уворачиваясь от ответных. Откуда-то издалека доносились крики матери, а у меня перед глазами пелена стояла. Ничего не чувствовал ни боли, и сожаления, ничего.
— Хватит, — отцу все-таки удалось оттащить меня от брата.
— Отпусти меня, — вырвался из рук отца.
— Ты что творишь?
— Какого хрена ты ей наговорил, — не обращая внимания на отца, снова ринулся к Киру, тот уже успел подняться на ноги.
— Правду сказал, — ни капли сожаления в голосе. Он молча сплюнул кровь в раковину и потянулся к бумажным салфеткам. — Ты же совсем с катушек съехал, не ведаешь, что творишь. Поплыл, млядь, из-за бабы. В героя решил поиграть? Спасителя? Она и рада. Нашла себе идиота, готового впрячься и вертит им, как хочет. А ты ведешься. Посмотрим, как долго она продержится, зная, что больше у тебя ни хрена нет.
— Что ты несешь, придурок, — новый удар не заставил бы себя ждать, если бы не вставший передо мной отец. — Она не знала ни хрена, идиота ты кусок, ни хрена, ты понимаешь? Я ей на хрен был не нужен, дебил ты узколобый. Это я, млин, за ней как собака побитая бегал, я ее без согласия в свой дом приволок, столько времени потратил, чтобы ее из всего этого дерьма вытащить, ты же ни хрена не знаешь. Какого хуя, ты, сука, лезешь в мою жизнь? Прекрати уже себя жалеть, твоя несчастная любовь — не повод вмешиваться в мои отношения. Я убью тебя, Кир, клянусь, я тебя убью, если ты еще раз появишься в нашей жизни.
Оттолкнув от себя отца, развернулся и пошел прочь из дома. Я действительно мог убить. За каждую ее слезинку. И плевать, что это брат. Говорят, близнецы чувствуют друг друга, просто знают и все, без вопросов, без объяснений. И у нас так было, пока он в дебила отмороженного не превратился. Я его уже тогда перестал узнавать, словно чужой стал.
— Матвей, — уже у машины меня остановил отец.
— Поеду я, пап.
— Не знаю, что он натворил и судя по твоей реакции, накосячил Кир знатно, но он твой брат и что бы там ни было…
— Нет у меня больше брата, умер, — не хотел больше говорить, дернул водительскую дверь и сел за руль. Останавливать меня отец не стал, только покачал головой недовольно, но дал команду открыть ворота. Я его наверняка обидел, но сейчас не до семейных ссор было, я с ней должен был быть.
Глава 25
Матвей
— Я знаю, что ты уже не спишь, — от родителей направился прямиком в клинику. Лара мирно спала под действием успокоительного, которое ей вкололи сразу после моего ухода. Вернувшись в палату, я так и не сомкнул глаз. Смотрел на свою малышку, рассматривал черты ее лица в приглушенном свете небольшого ночника, стоявшего на тумбе рядом с кроватью и млел от долбанного счастья.
В голове со скоростью света мысли сменяли одна другую и все в результате сводилось к одному логическому выводу. Она — смысл моей жизнь и клинит меня на ней не просто так. Видимо, у нас это наследственное. Отец сорок лет прожил прежде, чем маму встретил, и не задумался ни разу о семье, отношениях. А потом мама появилась, взялась из неоткуда. Девчонка в дочери годящаяся и все, приплыли, переклинило отца и меня вот сейчас также переклинило. И только она для меня существовала, только ее голос мне хотелось слышать каждую минуту, только на ее улыбку смотреть и улыбаться в ответ.
— Матвей…
Я уже знал, что она скажет. Снова заведет свою шарманку и намеревался закрыть эту тему раз и навсегда. Хватит.
— Я даже слушать не стану, — остановил ее и перебрался на кровать. Малышка смотрела на меня опухшими от слез глазами. — Это, — указал на папку, покоившуюся в моих руках, — для меня ровным счетом ничего не значит и совершенно ничего, между нами, не меняет. Я сказал тебе один раз, скажу и другой: ты — моя, Лара и никуда ты от меня не денешься.
— Ты не понимаешь, я не могу так, — в уголках глаз снова заблестели слезы, а голос сорвался на последних словах.
— Я могу, — резко встав, я взял ее на руки и вернувшись на кровать, привычно усадил Лара к себе на колени. Обнимал, целовал, гладил по волосам, нашептывая все нежности на какие был только способен. А она дрожала в моих рука, всхлипывая после каждого моего слова, после каждого касания. Она была моей, целиком и я не собирался ее терять из-за дурости собственного брата. — Хватит, малыш, не надо плакать, Лар. Я все равно тебя не отпущу и не уйду. Всем будет проще, если ты это наконец примешь, начнешь мне доверять, и прекратишь бояться.
— Я не боюсь, — уперлась ладошками в мою грудь, подняла на меня заплаканные глаза, в которых плавало неподдельное удивление. Она смотрела на меня так, словно я сморозил самую большую глупость, какую только можно себе представить. — И доверяю, как ты можешь думать иначе, я же…ты единственный…— она снова разрыдалась.
— А что я должен думать, Лар? Стоило мне один раз сорваться, и ты уже трясешься, шарахаешься каждый раз, стоит мне шевельнуться, да я по взгляду твоему видел достаточно — страх я ни с чем не спутаю. Не говоря об этой папке, после появления которой ты решила меня прогнать вместо того, чтобы поговорить, охрененно, Лар.
