В случае с Борисом Джонсоном у меня было несколько аргументов: Борис Джонсон возложил цветы на мемориал моего отца, и, учитывая контекст, он готов дать интервью именно мне. Поэтому либо на DW появится интервью с ним, которое возьму я, либо оно вряд ли появится. Мой редактор защитил меня – и я приехала в Брюссель.
ИНТЕРВЬЮ СОСТОЯЛОСЬ. ОНО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЗАНЯЛО 15 МИНУТ. И ВЫЯСНИЛОСЬ: ЭТИХ 15 МИНУТ ДОСТАТОЧНО ДЛЯ МЕЖДУНАРОДНОГО СКАНДАЛА.
Я очень тщательно готовилась. Тараторила вопросы, чтобы сэкономить время. Была довольно дружелюбно настроена к Джонсону, но при этом все-таки давила на него, повторяя вопросы, на которые не получала полных ответов.
Тогда прошло совсем мало времени с момента отравления, и, должна сказать, фактов было совсем немного. Новости обгоняли факты.
Все-таки интервью мы сделали. Брюссельский корпункт DW довольно буднично отнесся к нашей, как мне показалось, журналистской удаче, но запись все же перегнали в Бонн. Я очень хотела, чтобы интервью вышло максимально быстро. На DW довольно долго сомневались, нужно ли его показывать по Deutsche Welle International. Оговорюсь сразу: проблема была не в качестве интервью, а в борьбе между редакциями. Я думаю, что интервью показали в полном объеме на англоязычном канале только благодаря вмешательству главы всего DW Питера Лимбурга.
Это был единственный случай, когда мое интервью попало в эфир в полном объеме – и вместо выпуска новостей.
В русской редакции DW к интервью отнеслись спокойно: ну, сделали и сделали.
Как только его показали но основному каналу, разразился скандал. Одно из заявлений Джонсона не подтверждалось фактами, это обнаружил телеканал Sky News. В интервью Борис Джонсон сказал: «Ребята из Портон-Дауна сказали мне, что «Новичок», которым был отравлен Скрипаль, российского производства». Портон-Даун – это центр исследований химического и биологического оружия в Великобритании, который смог установить, что примененное отравляющее вещество относится к группе «Новичок».
При этом эксперт из Портон-Дауна, когда его спросили напрямую, ответил: «Наша работа – установить химический состав вещества, страну производства мы не устанавливали».
Шум поднялся невероятный. Мне звонили корреспонденты ВВС Radio 4 и просили прокомментировать слова Джонсона. Фрагмент моего интервью показывали в главной информационной программе – ВВС News Night. Скандал, наверное, потрепал нервы Джонсону, но мне он помог укрепить свой имидж профессионального интервьюера. Жаль, что в России это интервью посмотрело не так много зрителей. С чем это связано, я не могу понять, – может быть, мы не приложили достаточно усилий для его раскрутки. Но в Германии о нем говорили тоже – и фрагменты показали по главному каналу немецкого ТВ.
Михаил Саакашвили
Сейчас Украина не так интересна российскому зрителю, но в те годы сохранялась острая фаза российско-украинского конфликта. Тема Украины была главной на всех российских федеральных каналах. За новостями про Украину следили – и я плотно занималась этой страной.
Для меня было важным сделать интервью с Михаилом Саакашвили. Меня предупреждали все: Саакашвили непредсказуем, договориться с ним об интервью очень сложно, но можно. Но даже если договоришься, это вообще ничего не значит.
Бурный, эмоциональный, хаотичный, Михаил Саакашвили был третьим президентом Грузии, он пришел к власти на волне Революции роз в 2003 году. Массовые выступления были вызваны фальсификациями на парламентских выборах.
СААКАШВИЛИ БЫЛ ОЧЕНЬ ЯРКИМ ПРЕЗИДЕНТОМ, СТОРОННИКОМ АВТОРИТАРНОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ. В 2012-М ПАРТИЯ СААКАШВИЛИ ПОТЕРПЕЛА ПОРАЖЕНИЕ В ГРУЗИИ, И ОН ЧЕРЕЗ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ПОКИНУЛ СТРАНУ, ОПАСАЯСЬ УГОЛОВНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ.
Его политические интересы теперь были сосредоточены на Украине. Бывают такие уникальные политики, которые могут работать в нескольких странах, Михаил один из них.
В 2015 году он стал губернатором Одесской области. Думаю, что какую-то роль в этом назначении сыграл тот факт, что Порошенко и Саакашвили знали друг друга со студенческих времен.
После школы Саакашвили не смог поступить в МГИМО (думаю, сыграл роль именно национальный вопрос: Саакашвили талантлив, он наверняка был одним из лучших абитуриентов) и поэтому уехал учиться в Киев, в институт имени Тараса Шевченко.
Порошенко на два года старше Саакашвили, но они были знакомы. Во всяком случае, так говорил мне сам Саакашвили.
И возможно, давнее знакомство Саакашвили и Порошенко стало одной из причин того, что губернатором Одесской области Михаил Николаевич работал недолго. Порошенко, видимо, ждал от Саакашвили не то чтобы личной, но дружеской преданности и поддержки. Однако Саакашвили не тот человек, который может работать под чьим-то началом. Он может быть только номером один.
Словом, его искрометное губернаторство быстро закончилось, Саакашвили остался без работы, переехал в Киев, стал создавать свою партию, ушел в глубокую оппозицию к Порошенко – думаю, личная дружба перешла в личную неприязнь.
Но в то время, когда я договаривалась об интервью, Саакашвили был на гребне волны. Несколько пресс-секретарей. К каждому нужен свой подход. Мне помогла Мария Гайдар – она подсказала, с каким именно из пресс-секретарей можно общаться, чтобы повысить шансы на успех.
Итак, мы договорились. Точнее, договорились так: «Ну, может быть, в понедельник».
Лететь в Киев или нет после такой договоренности? Я решила: лететь, на месте разберемся.
Вообще, должна чуть отойти от повествования и объяснить, почему еженедельные интервью были связаны с постоянным стрессом. Казалось бы, в чем проблема: записать один раз в неделю 30-минутное интервью и выдать его в эфир? Включи скайп, запиши Владимира Кара-Мурзу – младшего или Илью Новикова, и свободен.
Но! Интервью с друзьями – это не комильфо. Кстати, мое интервью с Кара-Мурзой, которое я все же однажды записала, сняли с эфира по причине нашей прямой аффилированности (Кара-Мурза был на тот момент председателем совета Фонда Бориса Немцова, а я его создатель). Володя до сих пор не может простить это DW. Так как вариант с друзьями исключался, приходилось сильно напрягаться и договариваться со спикерами, которые не только влиятельны, но и интересны с точки зрения информационной повестки. Ньюсмейкеров в Бонне не много.
Поэтому почти 90 % своих интервью я делала «на выезде» в доковидную эпоху. Что это означает? Я договариваюсь со своим собеседником или его представителем. Редакция оплачивает мне перелет, проживание, покрывает командировочные расходы. Она ищет и оплачивает работу местной съемочной группы. То есть интервью еще не записано, а деньги уже потрачены. И если вдруг интервью сорвется, потрачены они окажутся зря.
Я жила в диком стрессе. Да, я часто драматизирую, но тогда мне казалось: если не закрою слот – все! Со мной разорвут контракт! Меня уволят! Что я буду делать? Это была высокая планка: интервью каждую неделю. Но, я думаю, это было правильно.
