холодным, темным вечером, и к человеку, с которым мы были знакомы совсем недолго…".
Капитан Морлин в последний раз просмотрел надпись на клочке бумаги, прежде чем вдавить в него кончик своей табачной самокрутки. Она быстро загорелась, обдав его руки и лицо приятным, хотя и кратковременным, теплом. Зима все ближе подступала к Северным землям, и будь он проклят, если его застанут к северу от границы, когда пойдут снега. Теплый постоялый двор с хорошей кухней и чистыми постелями — вот где нужно быть, когда это случится, и у него было более чем достаточно монет, чтобы дожить свои дни в таком духе. Деревня, которую хотел найти Нортлендер, находилась далеко на севере — дальше, чем ему хотелось бы в лучшие времена, и больше, чем он был готов терпеть в это время года.
В течение трех лет его соглашение с нортландским купцом было выгоднее, чем он мог предположить. Когда-то ткачество было для него пропитанием и источником постоянного стыда для матери, которая с удовольствием рассказывала всем, что ее сын — баннерет. Теперь она говорила только о его братьях — один был ростовщиком, другой торговал рабами, — но все изменится. Он был состоятельным человеком, и тяготы жизни на тропе не были ни привлекательны, ни необходимы. Еще один промысел, а потом — жизнь в праздной роскоши.
С начала их предприятия он хорошо изучил Северные земли. Он знал, где находятся самые большие группы воинов, и знал маршруты их патрулирования. Он также знал о вишне, созревшей для сбора. Он присматривался к ней уже год, но не трогал, боясь испортить сделку. Теперь ему не было нужды в сделке с Нортлендером, и не было причин не пойти своим путем. Возможно, это будет сложнее, чем другие, но они очень хорошо разбирались в своем деле, и он был уверен, что они справятся. Одна большая работа, чтобы превзойти их всех и уйти на покой. Эта мысль согревала его больше, чем маленький костер.
У Расбрука было одно из самых больших стад скота, которые он когда-либо видел. Их было так много, что они даже не могли уследить за всеми. Ему стало интересно, почему Донато еще не отправил их туда. Возможно, он решил, что это слишком сложно для них. Если так, то он был дураком, и это ему дорого обойдется. Он получит ту долю, на которую рассчитывал в другой деревне, и не больше. Остальное будет принадлежать им. Морлин рассчитывал, что сможет отогнать по меньшей мере несколько сотен животных и оказаться на полпути к месту встречи прежде, чем кто-нибудь заметит их отсутствие. Не будет ли жадностью попытаться сделать больше, подумал он? Это была его последняя работа; он хотел уйти с треском.
"Как всегда, отличная работа", — сказал Донато, наблюдая, как скот перегоняют в их тайный загон в глубине леса. Вы, должно быть, вычистили их дочиста".
"Мы получили все", — сказал Морлин. Не было необходимости говорить ему правду. Он понятия не имел, сколько скота было в деревне, куда они должны были прийти, поэтому прикинул, сколько нужно отдать, — лишь малую часть того, что они действительно взяли. Он был вне себя от радости при мысли о том, сколько он заработает, когда перегонит остальных к югу от границы.
Это приятный сюрприз, — сказал Донато.
"Это был наш последний тираж в этом году". Это был его последний пробег, но не было необходимости говорить об этом Донато.
Я понимаю. Я свяжусь с тобой весной. Здесь более чем достаточно зверей, чтобы прокормить меня до этого времени".
Морлин задумался, зачем они ему все понадобились. Должно быть, у него было одно из самых больших стад в Северных землях. Дикари любили своих животных больше, чем монету, так что он должен был быть готов к тому, чтобы сделать себя королем. Он был рад этому. Морлин не собирался больше никогда приближаться к северу от границы.
Вольфрам Сильная Рука сидел на лошади и смотрел на следы на земле внизу, пытаясь сдержать волнение, которое он испытывал от того, что нашел их. В течение трех лет он слышал разговоры о группе бродяг, которые уводили скот по своему усмотрению и исчезали в лесу, чтобы о них не было слышно до тех пор, пока они не нанесут новый удар. Казалось, они знали Северные земли лучше, чем обычные бродяги, и никто не мог даже мельком увидеть их. Он ожидал, что когда-нибудь они нанесут визит в Леондорф, и его удивило, что они так и не нанесли его. Пока они были на свободе, они представляли собой угрозу, и Вольфрам был начеку каждый раз, когда отправлялся в путь. Однако они были призраками, и чем дольше они оставались незамеченными, тем больше Вольфрам хотел их увидеть.
Он изучил следы, чтобы убедиться в том, что они ему говорят, хотя они были настолько очевидны, что трудно было поверить, что их сделали призрачные риверы. Никогда прежде они не были так небрежны. Следы были свежими, не более пары часов назад. Они были близко. Он махнул рукой остальным воинам и пришпорил коня. К ночи у них будет кровь, а наутро они будут рассказывать истории.
Вольфрам был в восторге, когда ехал обратно в Леондорф с двумя головами, свисающими с его седла. У Анжеста и Элдрика висело по одной, а остальные гнали в деревню такое большое стадо скота, какого он никогда не видел. Головы будут развешаны на столбах — послание всем, кто задумает угнать стада Леондорфа. Так поступали с отступниками. Ни на одном из животных не было клейма, поэтому не было и речи о том, чтобы вернуть их хозяевам и взять себе только часть в качестве вознаграждения за их возвращение. Это означало, что его доля удвоит его стадо. Не могло быть никаких сомнений в том, что они обнаружили и убили печально известных риверов.
Он заметил купца Донато, когда тот проезжал через деревню, гордо выставляя головы, чтобы все могли узнать об их победе. Глаза торговца остановились на головах, его лицо выражало ужас. Это заставило Вольфрама улыбнуться. У купцов такие слабые желудки.
Ритшль наблюдал, как Тьетмар, главный пастух Первого воина, пересчитывал скот, когда они проходили мимо, как он делал каждый раз, когда приходила плата от Леондорфера.
