в подробности разговоров с отцом Константином.
Лилу задумчиво выслушала, глядя себе под ноги в сиреневых туфлях-шпильках.
– Вы не считаете, что это бред? – поинтересовался я.
– Бред? Я в Южноморске подобных историй, знаете, сколько наслушалась и насмотрелась? В детстве-то я думала, что это обычные страшилки, а потом оказалось, что в них и взрослые верят, только уже никому об этом не говорят. Но бывает, что заплутавший в «болоте» – вовсе не человек. Можно вас потрогать? – Она взяла меня за локоть, сжала. – Нет, вы определенно человек.
– Ну, спасибо! Хоть что-то! Осталось выяснить, человек ли вы.
– Проверьте, – она сунула мне длинную узкую кисть в золотых кольцах.
Я пожал – рука как рука.
– Есть еще один способ. – Она достала из сумочки пудреницу, открыла ее и направила на меня зеркало: – Отражаетесь. – Потом повернула зеркальце к себе. – Я тоже отражаюсь, видите?
– И что дальше?
– Вот это я и хотела у вас спросить как у человека, побывавшего внутри «болота»: что, по-вашему, будет дальше?
– Я не очень хорошо знаю «Аквариум», хотя и брожу по его зеркалам. Но вот что я понял: ходы в лабиринте порой похожи на предыдущие, но они, на самом деле, другие. Как только ты по мнимой подсказке «Аквариума» попытаешься предугадать развитие событий, они тотчас начнут развиваться иначе. Однако из этого ошибочно делать вывод, что новое событие будет прямой противоположностью прежнего. «Аквариум» не любит ни прямой логики, ни парадоксальной. Он предпочитает что-то среднее, следуя какой-то своей особой логике.
– Ничего не поняла.
– Да я и сам-то… Скажем, южноморская история позволяет предположить, что мы исчезнем, как этрускологи: ведь они, наверное, тоже вышли из отеля вскоре после регистрации. У нас имеется и свой Хачериди – Колюбакин. Но есть в этой параллели какая-то несоразмерность: этрускологов было сорок девять человек плюс Хачериди, а нас четверо. Наше исчезновение станет серьезной проблемой, однако, согласитесь, не такой серьезной, как исчезновение пятидесяти. Логичней допустить, что с нами будет то, что и со мной в Южноморске, – то есть, мы-то как раз не исчезнем. Но это по нашей логике, а здесь, как я говорил, действует иная. С нами случится ни то, ни другое, а что-то третье. Только мы нипочем не предугадаем, что. Здесь не День сурка, а День «Аквариума». Помните, я вам говорил, что пропавший Киров оказался в зазеркалье один? Значит, этрускологи исчезли по одному, а не скопом? Если вас интересует, как себя вести в этих обстоятельствах, то я не знаю.
– Помню я этих итальянских этрускологов у нас в университете. Только в моей жизни они приезжали вовсе не на конференцию, а по научному обмену. Благополучно приехали, благополучно уехали. Этот вариант учитывается?
– Думаю, любой учитывается. И обыгрывается. Но вы ошибаетесь, если видите свою жизнь обособленной от «Аквариума». Иначе как бы вы наяву разговаривали со мной, прибывшим из другой реальности? Мне кажется, еще требуется доказать, где находится настоящая Ольга Витальевна Глазова – здесь, в Южноморске, где мы встречались, или в каком-то ином месте.
– А вы уверены, что настоящий Борис Сергеевич Лосев – это тот, кто был в Южноморске?
– Более или менее. Я попал к вам в результате пережитой мной цепочки событий, отсутствующей здесь. Например, меня не приглашали на этот конгресс, а на конференцию этрускологов – приглашали.
– А меня приглашали именно сюда, – ну, не без помощи Стригунова, как вы понимаете. А вот ни о какой конференции этрускологов в нашем городе я слыхом не слыхивала. Даже в проекте. И почему вы считаете, что всё исходит от «Аквариума»? Такие люди, как вы, появлялись или исчезали в Южноморске задолго до строительства этого «Аквариума».
– Ну, не знаю. Когда не было «Аквариума», всё, наверное, исходило от второго городского кладбища. Или еще откуда-то. Это же всё условность. Назовите ее, как хотите, тем же «болотом», – что от этого меняется? В моей истории все нити сходятся в «Аквариуме». И живые зеркала, между прочим, были именно там.
– Вот по поводу зеркал я еще хотела спросить. А нельзя ли нам, в случае чего, слинять через них?
– Здесь пока мне не встречались проницаемые зеркала.
– А вы что – каждое пробовали?
– Нет, конечно. Но по живым такая мелкая рябь проходит, едва заметная. И появляются они в самый неожиданный момент. Иногда, вероятно, вовремя, но вообще, я уже не уверен, что зеркала – это выход. В прежнюю жизнь, что была до исчезновений, они не возвращают. Или надо долго искать в зале «Аквариума» нужное зеркало. А там знаете, сколько зеркал! Однако, пойдемте, наверное, на площадь, чтобы Колюбакин со Стригуновым не потеряли нас.
Она кивнула.
Мы вышли из собора на площадь Сан-Марко. Вряд ли она была самой большой в мире, но сейчас, на контрасте с архитектурной скученностью вдоль Большого канала, показалась огромной. Обведенная с трех сторон сплошной колоннадой дворцов, Пьяцца Сан-Марко вся переливалась алыми и синими хвостатыми стягами с золотыми венецианскими львами на них. Итальянский же триколор был всего один – на флагштоке перед собором, по соседству с флагами Евросоюза и региона Венето. Далеко, на противоположной стороне, у палаццо с надписью “Museo Correr” рабочие устраивали сцену. Людей заметно прибавилось с тех пор, как мы высадились на пристани. Нам пришлось потолкаться, обходя здоровенную кампанилу, которая только издали смотрелась, как карандаш. Мужчины оглядывались на голоногую Лилу, а она, ощущая их взгляды, еще выше поднимала плечи, подчеркивая грудь. Женщина есть женщина – в любой ситуации! В «кармане» за башней было посвободней, но ни Колюбакина, ни Стригунова мы там не увидели.
Мы постояли, посмотрели по сторонам. Левая часть площади шумела и бурлила. Там, впереди, кто-то невидимый кричал что-то в мегафон, а что, Бог знает, – Колюбакина не было перевести. Среди венецианских прапоров реял по ветру и «звездно-полосатый» флаг каталонских сепаратистов.
– Наши там, наверное, смотрят, – предположил я. – Пойдем и мы, потом вернемся, если их не встретим.
Пробравшись в плотной толпе к эпицентру шума, мы увидели полдюжины карабинеров (в том числе, женщину) с пластиковыми щитами. За ними валялся смятый транспарант. На полицейских яростно кричал в мегафон небритый человек в бейсболке. Публика выражала ему одобрение криками “Si!”, “Verità!”. Похоже, здесь была попытка митинга, альтернативного тому действу, что готовилось у Музея Коррера, а полиция его пресекла. Многотысячная толпа, если бы захотела, растоптала эту шестерку в два счета, но она, видимо, не хотела, предпочитая перебранку конфликту. Pax Italiana, Итальянский мир. Много шума, а драки нету. На это, что ли, вез нас посмотреть Колюбакин? Глазова, собравшаяся поснимать гулянье на смартфон, тоже
