и подожду до суда. Нащупываю на переднем сидении телефон и звоню Серому.
– Привет, Дунай. Мы облажались по-крупному, – начинаю без прелюдий.
– Знаю, Рус. Ты на байке? – фоном звучит шум двигателей. – Приезжай, есть разговор.
– На машине.
– Понятно, ты у нас теперь семейный человек, все дела.
– Серый, дам в глаз, ты же знаешь? Куда подъехать?
– Я на треке.
– А что это ты зачастил туда? Хочешь убиться раньше срока?
– Вроде того, – бубнит он.
Воздух трещит от рева двигателей и паров бензина. Перед глазами мельтешат грид-герлз с табличками и темные мужские фигуры в кожаных куртках. Паркуюсь подальше и ищу глазами Серого.
– Привет, Рус. – Звучит его голос из-за спины.
Дунаев хмурый, но при виде меня принимает нарочито бодрый вид.
– Что с тобой?
– Личное, – вздыхает он, касаясь равнодушным взглядом хорошеньких грид-герлз.
– Дунаев, что это ты? Здесь такие девицы, а ты витаешь в облаках?
– Отец Марго хочет выдать ее за Шолоха, – бросает он сухо. – Прогорел или проигрался, я толком не понял, но… Шолохов запал на Марго.
– И что думаешь делать? – спрашиваю, когда мы срываемся с места и идем к ближайшему бару.
– Ничего. Во-первых, я ей особо не нужен. А, во-вторых, у меня нет таких денег, чтобы перекупить долг ее папаши. Короче, забей. Есть новости об этом говнюке Бояринове. Ну и идиоты мы с тобой… – добавляет Серый задумчиво.
– Знаю.
Мы заказываем безалкогольный мохито и прячемся за дальним столиком спортивного бара. Тяну напиток через трубочку, не отрывая взгляда от Серого. Он словно решается сказать неприглядную правду, подыскивает правильные слова…
– У Лады действительно есть дальние родственники по фамилии Бояриновы. Но Олежек… никакого отношения к ним не имеет. Он судимый козел, Руслан. Сидел за грабеж, вышел быстро – мамаша постаралась вытащить сыночка. Уж, не знаю, как ей это удалось?
– А что они искали, Серый? Сосед Лады рассказал, что граф Аракчеев оставил в доме клад. Неужели, его?
– Да, именно так. И сведения об этом кладе, как и о семье Аракчеевых хранятся в краеведческом музее, где работает… Угадай, кто?
– Мамаша Бояринова. Значит, он узнал о кладе из легенды и… представился ее братом?
Пальцы сами собой сжимаются в кулаки, глаза застилает черное марево. Он мстил ей… Серый отделал Бояринова, как отбивную, за это он жестоко наказал Ладу… Он мог обчистить ее дом без свидетелей, но не стал этого делать… намеренно дождался, когда она придет домой, чтобы…
– Господи, я ведь даже не спросил ее об этом… Приказал отблагодарить меня за согласие помочь, и только. Чертов идиот! – рычу и закрываю лицо ладонями.
– Данилевский, даже представлять не хочу. Бедная девчонка! Что делать будем? Разберемся с ним сами? – озираясь на толпу сидящих за соседним столиком байкеров, шепчет Серый.
– Как ты обо всем узнал, Дунай? И почему следователь не проверил Бояринова в первую очередь?
– Ты сам-то как думаешь? Лада – сирота, чей ребенок растет в детском доме, Нина Сергеевна – беспомощная бабушка с последствиями инсульта. Или тебе рассказать, когда менты начинают чесаться?
– Да понял я… Им невыгодно было возиться. К тому же в доме ничего не пропало, так?
– Вот именно. А побои… С кем не бывает? Жива осталась и ладушки. – Хмыкает Серый.
– Ее сын… В общем, возможно, он мой… – произношу сдавленно.
– А почему тогда Олег не отрицал их связи? Ничего не понимаю! – удивленно протягивает Дунай. – Я его и тогда допрашивал с пристрастием, и сейчас… Он ведь сказал – ребенок ему не нужен, значит, допускал мысль, что мальчишка мог быть его? Не понимаю… Запутано все, Рус.
– Мне плевать, чей ребенок. – Отрезаю, складывая пальцы в замок.
– Понимаю, брат. Инфа верная, мне ее мой знакомый следак дал. Дело Лады так и лежит в папочке висяков.
– Поступим по закону, – протягиваю задумчиво. – Попрошу помощи в возобновлении дела у отца. У него есть связи и вес в обществе, к нему прислушаются. Не хочу, чтобы этот недоносок и дальше гулял на свободе. Он должен ответить.
– Это правильно, Рус.
– Я тебе еще не рассказал о мамином юбилее, – закатываю глаза. – Что там было…
Серый расслабленно откидывается на спинку кресла, приготовившись слушать…
Глава 41
Лада.
Дни летят, как опавшие листья, взвиваемые порывом ветра. Мы с Маргошей печем картошку, ходим на речку, полем огород ее бабушки и дедушки, собираем полевые цветы… Наверное, я радуюсь, что меня никто не ищет. Или нет? Украдкой проверяю телефон, надеясь увидеть пропущенный вызов от Руса, но там только сообщения от бабули…
«Как вы там, девчонки? Не устали еще на огороде горбатиться?»
«Ладка, я уже как метеор хожу! Меня тут лечат, как королеву!»
Бабуля еще не знает, что за ее «королевское» лечение заплатил Руслан… Я думаю о нем постоянно, с каждой минутой убеждаясь, что погорячилась. Мне стоит поблагодарить его за помощь и отпустить. Слишком много между нами боли и непонимания… Недоверия, взаимных обвинений, упреков… Недоверия больше… Неверия, если быть точнее. Руслан Данилевский слишком свободолюбивый и страстный мужчина, чтобы довольствоваться одной женщиной, а я… так не хочу. Может быть, я глупая, но мечтаю о верности.
– Когда возвращаемся, Лад? – пристраивая тяпку в угол сарая, произносит Марго. – Тебе же надо переодеться в приличный костюм, чтобы произвести впечатление на судью?
– Надо, – киваю со вздохом. – И в порядок себя привести тоже, после наших «огородных» подвигов.
Решаемся выехать заранее. Марго разговаривает с кем-то по телефону, а потом убегает в слезах… Не понимаю, что у них с Сергеем происходит? Марго особо не рассказывает, но ходит хмурая и задумчивая. Подозреваю, что дело в каком-то другом мужчине и… ее отце. Стараюсь не лезть в душу, захочет – сама расскажет. Собираю вещи в рюкзак и благодарно принимаю подарки Маргошиных родственников: свежую зелень, сливы, яблоки, помидоры, выращенные на своем огороде. Мы бы еще остались, но… В город влекут обстоятельства…
Выезжаем довольно поздно – оранжево-розовый бочок солнца мягко приваливается к верхушкам холмов и деревьев. Марго настраивает радио, я откидываюсь на спинку кресла и думаю о своем… О завтрашнем суде, Левушке и Русе… О том, как обниму сыночка и заберу его домой…
– Ла-адка, ты просыпаться собираешься? – вздрагиваю от голоса Ритуси. – Приехали. Завтра мне приходить? Ночная тьма рассеивается светом фар, тишина нарушается скрипом калиток и собачьим лаем.
– Да, думаю да, – отвечаю неуверенно, потирая лоб. – Меня больше некому поддержать, Рит.
– Так уж и некому? Надеюсь, Данилевскому хватит благоразумия найти нужные слова?
– Ох, не знаю… Не верю я ему, Рит. А как жить с человеком
